Я взял как можно левее и, как только шлагбаум, на мой взгляд, поднялся достаточно высоко, пересек пути. Еще один сигнал в знак благодарности старику, и, пока мы проезжаем Полиньи, я переключаю одну за другой все четыре передачи. Позади раздается неистовый грохот экспресса.
За городом дорога резко шла в гору. Две крутые петли привели нас на высокое плато, в царство огромных елей — теперь мы действительно находились в горах Юры.
Я сбавил скорость и опустил стекло. Ворвавшаяся в машину струя холодного воздуха донесла до нас дыхание гор. Охмелев от ветра, я наслаждался грозным шумом деревьев.
Если бы Франсуаза была со мной, мы остановились бы на этом плато, я взял бы ее за руку и мы прошлись бы под высокими елями, беседуя вполголоса, слушая шелест ветра, раскачивающего где-то высоко кроны деревьев. Потом, продрогшие, мы побежали бы к машине, чтобы согреться. Но Франсуазы нет. И никогда больше не будет.
— Я вел себя глупо, — вдруг сказал мой пассажир, прервав нить моих воспоминаний. — Прошу меня извинить.
— Не стоит говорить об этом, — ответил я. — Мы не можем понять друг друга.
— Да нет же, нет, — продолжал он без всякого смущения. — Нам часто приходится сталкиваться с молодыми французами, с искренними демократами. Многие из них в решительный момент отступают, отказываются помочь нам. Совесть им этого не позволяет.
«Могу ли я считать себя искренним демократом?» — подумал я сразу, но честно ответить на этот вопрос мне было чертовски трудно. Впрочем, ответ интересовал только меня одного. Я спросил:
— И многие соглашаются помогать вам?
То, что я услышал, потрясло меня. Всю дорогу до Шампаньоля — заинтригованный его рассказом, я сбавил скорость до минимума — он говорил о тех, кто в Европе сочувствует восстанию алжирского народа, о французах, которые, как время от времени сообщают газеты, обвиняются в «покушении на безопасность Французской республики».
В Алжире, среди тех, кто встал на путь подпольной борьбы, не делают никакого различия между французами и алжирцами. Более того, в самом Париже, в Марселе, Лионе, Страсбурге, Лилле Фронт национального освобождения — он называл его просто Фронт — опирается на активные группы сочувствующих, которые, вопреки всему, делают ставку на победу алжирского восстания. Молодые французы перевозят в своих машинах из Парижа в Лилль или из Марселя в Бордо воззвания, листовки, деньги, оружие и, если требуется, то и руководителей подпольных организаций; молодые француженки достают бумагу, гектографы и часто сами печатают листовки или брошюры для Фронта; во время облав респектабельные буржуа прячут ответственных руководителей движения в своих квартирах и конторах; представители деловых кругов открывают для них счета в банках на свое имя; врачи тайно и бесплатно лечат алжирцев, раненных во время стычек с полицией; служащие префектур и даже полиции достают для руководителей партизанских районов заграничные паспорта и удостоверения личности, позволяющие им свободно передвигаться…
Я не смел верить тому, что слышал. Видя мое замешательство, он добавил:
— Можете не сомневаться, есть еще французы более дальновидные, чем ваши правители.
Было около двух часов ночи. Мы спустились с плато на каменистую равнину Эн, и впереди я смутно начинал различать черную массу Шампаньоля, пронизанную редкими огнями. Через несколько минут мы прибудем на место, а я еще не решил, что мне делать с моим пассажиром.
— Вот и Шампаньоль, — объявил я.
Я сбавил скорость и медленно въехал в уснувший город.
Остановив машину у отеля, я сразу увидел пикап киностудии, роскошный «Шевроле», принадлежащий Роже, еще более забрызганный грязью, чем обычно, и открытую машину Франсуа Риччи — все были в сборе! На душе стало веселее. Я поставил свою машину на стоянку, дал мотору немного поработать и выключил зажигание.
— Приехали! — воскликнул я. — Сейчас ровно два часа. Дорога прошла отлично!
Я вышел первый. Ночная прохлада освежила меня. Вокруг царила полная тишина, слышалось только журчание воды в фонтане. Я чувствовал легкую ломоту в спине — восемь часов за рулем! — и сделал несколько шагов, чтобы размяться. Затем подошел к багажнику, намереваясь достать свой саквояж.
Пока я запирал багажник, он тоже вышел из машины и подошел ко мне, держа сумку в руке, через которую был перекинут плащ.