Захлебываясь от ветра, мы стремительно неслись по шоссе. Левым коленом я все время нажимал сигнал, и солидные машины почтенных буржуа шарахались к обочине. Не без злорадства думал я о том, какими милыми эпитетами должны награждать меня их пассажиры, и то и дело поглядывал на белую стрелку спидометра, которая все ползла и ползла вправо. Мой пассажир сидел совершенно неподвижно.
Мы очень быстро добрались до Морэ. Не удостоив его своим посещением, проехали мимо, сделав, правда, небольшой крюк. Еще недавно этот городок с его двумя воротами и мостами XIV века просто губил шоссе номер пять. Сколько раз я оказывался зажатым здесь между жалкими колымагами и был вынужден еле-еле ползти то за огромным грузовиком, то за какой-нибудь подводой, трещавшей под тяжестью мешков с мукой! Средневековье, да и только! Правда, в те давние времена дороги способствовали поддержанию связи между городами, а сейчас они всячески ухищряются обойти их и кружат по полям и лесам. В Морэ можно было сделать остановку и, купив у местного кондитера знаменитые конфеты пралине, грызть их потом вплоть до Монтелимара. Ну что ж, не повезло конфетам пралине! Новое шоссе в обход Морэ обошлось, должно быть, в миллиарды франков, и я считал делом чести выиграть еще хоть несколько минут. Вовсе не потому, что я действительно торопился. В фильме, который снимал Роже, я сейчас почти не был занят и мог бы спокойно приехать в Шампаньоль после полудня или даже вовсе там не появляться. Но моя машина не переносит медленной езды. Это вызывает у нее икоту. И нервирует ее.
И вот, когда мы стремительно огибали город, мой спутник, даже не взглянув в мою сторону и словно продолжая прерванный у Фонтенбло разговор, неожиданно произнес:
— Если что-нибудь случится, запомните на всякий случай: вы меня не знаете, я подсел к вам в пути.
Меня еще раньше поразила его чуть гортанная речь, согласные у него звучали особенно четко, гласные же он почти глотал. Но тогда я не обратил внимания на то, как старательно выговаривает он каждое слово. Наш школьный учитель в Шатору так же отчетливо произносил текст во время диктовки.
Я невольно почувствовал себя задетым и сухо возразил:
— Ничего не случится.
Слева вдалеке виднелся старый мост через Луэн. Река струилась среди лугов, а по реке струились отблески летнего заката. Чудесный пейзаж для пешехода. Я же видел перед собой только стрелку спидометра да белые цементные столбы, чинно выстроившиеся вдоль дороги на поворотах. Я хмелел от быстрой езды и ветра. Но спутник, не обращая внимания на мой заносчивый тон, так же медленно продолжал:
— Условимся все-таки насчет места, где я к вам подсел: у Обелиска в Фонтенбло, если не возражаете.
Я не ответил. Он ничего не добавил. У меня создалось впечатление, что я непонятным образом вовлечен в какую-то сеть лжи, не зная даже, что за всем этим кроется.
Почти сразу же после Морэ шоссе поворачивает, идет в гору, и на нем появляется проклятая желтая осевая линия. Впереди нас шел маленький «Ситроэн», в свою очередь, следовавший за огромным желтым грузовиком торгового дома «Кальберсон».
Я нажал коленом на сигнал и, послав к черту все правила, обогнал маленький «Ситроэн», грузовик и еще две кряхтевшие на подъеме машины, которых раньше не заметил. Мчавшаяся с горы автоцистерна заставила меня вернуться в правый ряд, но затем я снова вышел на левую сторону и с ходу обошел целую вереницу машин, послушно тащившихся за грузовиком. На вершину холма я выскочил первым. Ни одного жандарма. Я быстро свернул на правую сторону шоссе.
До чего же меня раздражал этот тип с его таинственной молчаливостью! Я был зол на самого себя за то, что связался со столь неприятным пассажиром: он, чего доброго, еще испортит мне всю поездку. Злился я и на Бернадетту. Это она позвонила мне днем в редакцию газеты: «Ты, кажется, собираешься сегодня вечером в Шампаньоль?.. Не мог бы ты захватить с собою одного приятеля?..» В услугах такого рода обычно не отказывают, и мы условились встретиться в половине шестого на террасе кафе «Пти Пари».
Встреча Людовика XV и прибывшей из Польши Марии Лещинской была в свое время отмечена сооружением обелиска на месте столь счастливого происшествия. Очаровательная аристократическая манера отмечать выдающиеся события белым камнем! Обелиск по-прежнему стоит здесь, нелепо возвышаясь на краю дороги. Я приветствовал его на ходу торжественно-долгим гудком. Так я обычно приношу дань уважения истории и любви. Но если уж говорить начистоту, то я просто обожаю давать гудки. И готов воспользоваться для этой цели любым предлогом.