Стрелочник распрямился и сел на ступеньку. Прошло несколько минут. На вокзале загорелись огни. Зазвонил телефон.
— Да, господин начальник, сейчас, — сказал стрелочник в трубку, надвинул на лоб фуражку и взял фонарь. Зажег спичку — руки не дрожали. Оставив фонарь у порога, он отправился к светофору и переключил на зеленый свет. Потер руки и похлопал себя по плечам. Было холодновато. Поглядел на Мишку. Собака, растянувшись на животе, дремала. Левый глаз у нее гноился, скоро совсем закроется. Сколько она еще протянет, а потом… в болото.
Стая уток прошуршала над головой. Он поглядел вверх, но увидел только большую круглую луну, освещавшую речную пойму. Вот почему такими белыми кажутся руки. Он спрятал их в карманы брюк, нащупал там портсигар и спички. Курить не хотелось, во рту был кисло-горький вкус. Он сплюнул и угодил как раз на рельс главного полотна. Плевок напоминал серебряную монетку — будто ее положили на рельсы, чтобы поезд ее расплющил. Так он делал мальчишкой, когда хотел, чтобы монетка стала побольше, — для игры. Сам он выигрывал редко — ладонь у него была маленькая и пальцы короткие, не покрывали монеты других игроков. Но не огорчался: монетки, расплющенные поездом, все равно не будут годиться.
Он глянул на станцию. Господин Фотиаде как раз вышел на перрон проверить, как светит его фонарь. Фонарь у него был трехцветный, не простой: этот особый фонарь — единственное, что осталось у него от той, прежней, станции. Все-таки что-то. Стрелочник повернулся и посмотрел вдоль линии в сторону реки. Вот-вот придет. Вынул правую руку из кармана и положил ее на рычаг сигнала. Рычаг был холодный. И рука в лунном свете будто припорошена мелом. Сколько раз он дергал к себе и толкал от себя эту рукоятку! Если бы за каждое движение полагалось по пятаку, он был бы сейчас богачом. Ведь прежде, когда было что возить, в день проходило по пять товарных. В те времена между шпалами не рос пустырник, не то что теперь. Понемножку все отсюда уехали, остался он один, чтобы…
Мишка зарычал и поднял голову. Стрелочник вздрогнул и сжал пальцами рукоятку рычага. Пока ничего не было слышно, но он верил чутью собаки. Мишка встал и не отрываясь глядел в сторону реки. Цепь натянулась, она была слишком коротка. Потом услышал шум. Еще десять секунд — и состав будет на мосту. Стрелочник прошептал: «Помогай Бог» и дернул рычаг на себя. Посмотрел на светофор: красный. Он стоял пригнувшись, напряженно вслушиваясь. Теперь пора бы тормозить. Но до него доносились только равномерно растущий шум, заливистый лай собаки и еще — будто крики со станции. Поезд не останавливался. Стрелочник хотел толкнуть рукоятку назад, но тут увидел приближающийся паровоз, искрящиеся колеса и наконец услышал, как скрежещет сталь о сталь, выпрямился и почувствовал, что у него дрожит подбородок и задрожал еще сильнее, когда черный паровоз надвинулся на него и остановился в нескольких шагах. Он толкнул рукоять назад и побежал на теперь уже зеленый круг к паровозу; потом крался, пригнувшись рядом, как будто сверху его могли ударить, и так добрался до третьего вагона. Прыгнул и ухватился левой рукой за сверкающую ручку, а ногами стал шарить в поисках подножки. Нашел ее в тот момент, когда поезд медленно двинулся, и увидел ветви плакучей ивы, скользящие у окон. Нажал ручку, толкнул дверь плечом, но она не поддавалась. Столб светофора, подмигивая зеленым светом, проплыл мимо, а он продолжал биться плечом и правым коленом в темную дверь и только уголком глаза заметил собаку, рвущуюся с цепи, и фонарь на пороге своего жилища, а потом сторожка скрылась из виду, и вертикальные балки дровяного сарая замелькали все быстрее, а чуть повернувшись, он увидел, как стремительно убегали плиты перрона, увидел господина Фотиаде, его грозное лицо в зеленоватом свете его собственного фонаря, и колодец и подумал, что еще можно было бы спрыгнуть в заросший травой кювет, который должен сейчас появиться, но тут дверь распахнулась, затягивая его внутрь, и в это мгновение в нос ему ударил душный запах роз.