Карл задумался. Он не был знаком с особенностями характера Шмидта так же хорошо, как я, но кое-что и он слышал.
— Понимаю. Что ж, дорогая Вики, не беспокойтесь. Мы найдем способ его обезвредить.
Мне не понравилось, как он это произнес.
— Надеюсь, вы не причините ему вреда, Карл? Никаких наездов со скрывшимся с места происшествия водителем, никаких сломанных ног...
— Неужели вы думаете, что мы на такое способны?
— Вы, может быть, и нет, но если у меня создалось верное впечатление о герре Буркхардте, то он и его помощники сделают это не задумываясь. Я не шучу, Карл. Если хоть один волос упадет из усов Шмидта, я всем расскажу, что вы задумали.
— Не сомневаюсь, — сдержанно сказал Карл.
— И правильно делаете, черт возьми. Ну ладно. Если вы можете нейтрализовать Шмидта, я согласна. Что дальше?
— Все приготовления мы возьмем на себя. Надеюсь, паспорт у вас в порядке? Хорошо. Визу, билеты и все необходимые документы вы получите через несколько дней. Моя секретарша запишет вас на прием к врачу, но прививки за вас она, к сожалению, сделать не сможет — от гепатита, брюшного тифа, сыпного тифа...
— Фу, — фыркнула я. — Ненавижу уколы. Все это действительно необходимо? Мне казалось, это развлекательный круиз.
— Мы не можем рисковать делом — вдруг вы заболеете? — серьезно ответил Карл. Он достал из нагрудного кармана толстый конверт из плотной бумаги и вручил его мне. — Должен попросить вас расписаться в ведомости. Аптечку, фотоаппарат, бинокль и тому подобное мы обеспечим, но молодой даме, полагаю, самой захочется купить кое-что из одежды и личных вещей.
Конверт был очень толстым, улыбка Карла — очень вкрадчивой. Я расписалась:
— Мы уже поняли, что вы собой представляете, мадам, — сказала я, словно бы от его имени. — Осталось решить, сколько вы стоите.
— Bitte? — переспросил Карл.
— Не важно.
— Мы обо всем позаботимся, — повторил он. — Вам ничего не нужно делать... Простите, что вы все-таки сказали?
Он прекрасно понял, что я сказала, но ему не хотелось думать, что дама может выражаться подобным образом. Я отодвинула стул и встала.
— Что-нибудь еще?
Карл снова полез в карман. То, что он из него извлек, представляло собой красочную глянцевую брошюру. Она была сложена пополам в длину, чтобы ее можно было вложить в карман. Карл развернул и вручил ее мне.
На обложке под названием, выполненным изящным шрифтом, красовалась фотография Сфинкса на фоне пирамид Гизы. Это был великолепный снимок: пирамиды цвета тусклого золота, а над ними — ярко-синее чистое небо. Улыбку Сфинкса как только ни описывали — таинственная, загадочная, задумчивая... Но в тот момент мне отчетливо показалось, что она напоминает самодовольную ухмылку Карла Федера.
V
Две недели спустя я сидела на уступе скалы, созерцая оригинал. Я пыталась не смотреть в глаза Сфинксу: он по-прежнему ухмылялся.
Реальность оказалась не столь привлекательной, как вид на снимке. Должно быть, фотограф был мастером или волшебником, сумевшим удалить из своей композиции лишние предметы. А их набралось предостаточно, и все более или менее неприглядные. Верблюды (их при всем желании красивыми животными не назовешь), туристы (то же самое), гиды и уличные торговцы в грязных развевающихся галабеях [9], лавки дешевых сувениров, строительные леса, колючая проволока, времянки, остатки ветхих ограждений и прочих конструкций. Однако лишь педанту подобные пустяки могли бы помешать видеть главное. Пирамиды были чудесны. И Сфинкс был бы великолепен, несмотря на повреждения и шрамы, если бы не ухмылялся. Доставляло ли мне удовольствие то, что я видела? Нет, не доставляло.
Руки мои опухли и воспалились от слишком большого количества уколов, но не это беспокоило меня. Солнечные лучи беспощадно били в голову и обжигали плечи, но мне было безразлично. Меня слегка подташнивало, но не оттого, что я съела что-то не то.
Небольшая группа людей собралась неподалеку вокруг человека, который, видимо, читал им лекцию. От прочих групп, покрывавших все пространство словно тучи саранчи, этих отличали сумки, перекинутые через плечо. Многие турагентства снабжают своих клиентов одинаковыми сумками, чтобы по их яркой расцветке находить потерявшихся, разбредающихся членов группы. Но таких бросающихся в глаза, как эти, не было ни у кого: на них чередовались широкие золотые, бирюзово-синие и оранжевые полосы — цвета, так часто встречающиеся в египетских драгоценностях. Такая же сумка с золотистой тесьмой и моим именем на бирке покоилась на песке у моих ног.
Я перевела взгляд на бумагу, лежавшую у меня на коленях. Это был список пассажиров. Моего имени в нем не значилось. Я должна была появиться и быть представлена после отплытия теплохода. Так полагалось по легенде о скоропалительной замене внезапно заболевшего приятеля. Этого требовала и элементарная предосторожность: о моем присутствии никто не должен знать заранее. Элементарная предосторожность, кисло подумала я. Что ж, она не помешает.
Часть пассажиров поднялась на борт накануне. Я же вместо этого отправилась в отель, а оставшуюся часть дня провела... догадайтесь где.
Для некоторых моих коллег несколько часов, проведенных в Каирском музее, — что кусочек шоколада для шоколадоголика. Этот музей до краев наполнен, набит, можно сказать, лопается от диковин. Со многими из них я была знакома по фотографиям и фильмам, но ничто не сравнится с оригиналом. К тому же менее значительные предметы древней материальной культуры, те, что не так часто фотографируют, оказались ничуть не менее прекрасными. Минут десять я изучала инкрустацию на маленькой шкатулке.
Истинная причина моего посещения, однако, омрачала удовольствие. Чем больше я видела, тем больше удивлялась, как это люди вроде Джона до сих пор еще не обчистили музей.
Я не в упрек, конечно. Вся эта страна — музей, и никто лучше меня не знает, сколько стоит в денежном выражении и сколько сил требует хранение древностей, не говоря уж о ведении раскопок. Египет — бедная страна с постоянно растущим уровнем рождаемости; здесь не хватает школ, больниц, рабочих мест и даже продуктов питания: половину из них она импортирует. Египтяне оказались в очень нелепой ситуации: орды туристов, от которых зависит экономика страны, медленно, но неумолимо разрушают сокровища, на которые приезжают посмотреть. В одной статье я прочла, что посетители гробницы Тутанхамона ежедневно выделяют двадцать пять пинт влаги, в результате чего влажность в маленьком помещении поднимается до уровня, чреватого разрушением красочного слоя и грунтовки. Даже камни, из которых сложены пирамиды и сделан Сфинкс, разрушаются под воздействием загрязненной атмосферы, а также из-за неумелых попыток реставрации.
Музей находился в бедственном и все ухудшающемся положении: он был грязен, переполнен, нехватка персонала не позволяла обеспечить безопасность хранения экспонатов. Некоторые витрины, похоже, можно было открыть моей шпилькой. В залах отсутствовали кондиционеры и приборы, контролирующие уровень влажности; через открытые окна проникали пыль и выхлопные газы с забитых машинами каирских улиц. Когда я выходила из музея, голова у меня шла кругом от избытка художественных впечатлений и от ужаса одновременно. Мне пришлось пробираться сквозь группу без умолку болтающих женщин, которые, ползая на четвереньках, скребли полы, и я поймала себя на том, что пристально всматривалась в их лица в поисках знакомых черт — аккуратно изогнутой ушной раковины, красивой линии высоких скул. Такой вид маскировки вполне соответствовал бы неординарному чувству юмора Джона.
Кем он прикинется на этот раз? Его обычный modus operandi [10] предполагал скорее подмену и маскарад, нежели откровенную кражу; похищенный предмет должен быть крупным, настолько крупным по габаритам или художественной ценности, что его исчезновение не могло бы остаться незамеченным. Бог знает, что это будет на сей раз, возможностей здесь масса, начиная с золотого саркофага Тутанхамона.
9
Традиционная египетская одежда — длинное платье в форме рубашки, которую носят и мужчины, и женщины.