Нет. У меня оставались кое-какие дополнительные соображения, пусть неясные и пока неподтвержденные. Вовремя подоспевшая поломка на «Царице Нила», насильственная смерть только что назначенного директора Института спустя несколько часов после того, как он нашел в моем лице сочувствующего и любознательного собеседника, точный выбор времени для окончательного отъезда Лэрри из Египта, его странная одержимость... Коллекция, которую я созерцала, служила убедительным доказательством этой одержимости. Почти каждый предмет в комнате изображал какую-нибудь древнюю царицу или царевну либо принадлежал одной из них.
Многие футляры были уже пусты, их содержимое перекочевало в деревянные ящики, которые громоздились повсюду, портя вид комнаты. Но многое еще осталось. Маленькая головка принцессы из Амарны, диадема из крученых золотых нитей, украшенная маленькими бирюзовыми цветочками...
Джон слышал, как судорожно я вздохнула.
— Мне было интересно, заметишь ли ты ее, — сказал он, оттаскивая «Свита» в угол и прикрывая его пустым перевернутым ящиком.
Диадема была найдена в усыпальнице одной из принцесс Среднего царства. Я видела ее эскиз в мастерской златокузнеца, изготавливавшего поддельные драгоценности для римской банды. Оригинал хранился в Каирском музее, а не в «Метрополитен», как я по невежеству думала прежде. Очевидно, теперь его там нет.
— Ты... — начала я, — ты... Ты начал заниматься этим так давно?
— Чтобы собрать такую коллекцию, нужно немало времени, — холодно заметил Джон. Он подошел ко мне и тоже со знанием дела стал изучать прелестную вещицу. Затем с сожалением покачал головой: — Нет, она слишком велика и слишком хрупка. Думаю, вот это будет не хуже. — И он затолкал в карман нагрудное украшение, на котором доминирующей деталью сложного рисунка был огромный скарабей из ляпис-лазурита. Украшение принадлежало Тутанхамону.
Джон взял мою обмякшую руку и повел меня наверх.
— Время? — спросил он, сдвигая на место панель, служившую дверью тайника.
— Э-э... без двадцати восемь.
— Мы как раз успеем вернуться на исходную позицию.
— Ты знаешь, что задумал Макс?
— Да, у меня есть кое-какие предположения. Только не говори, что и ты не догадываешься о его намерениях. Они собираются использовать тебя, чтобы осуществить свою операцию по вывозу сокровищ из страны.
Я сердито посмотрела на него. Созерцание этой великолепной коллекции — немалая часть которой, вероятно, попала к Лэрри через Джона, — заставило меня вспомнить, кем он был на самом деле, и его вид — блестящие глаза и возбужденное состояние, в котором он парил, словно воздушный змей на мартовском ветру, нисколько не умалил моих опасений. На последних курсах университет! мое знакомство с амфетамином и другими широко употребляемыми наркотиками было отнюдь не шапочным. Рано или поздно Джон свалится и, судя по тому, как быстро подействовали на него таблетки, отключится полностью и надолго. Кое-где из порезов у него еще сочилась кровь. На фоне застаревших пятен эти, алые, напоминали цветы.
Увидев, что я смотрю на его рубашку, и неверно истолковав выражение моего лица, он попросил:
— Дай мне этот свой эксцентричный наряд.
— Зачем?
— Ради Бога, Вики, соберись и перестань задавать глупые вопросы. Все равно эта галабея никого не обманет — при такой-то копне светлых волос, сияющих, как сигнальный огонь. К тому же без нее ты, может быть, сможешь бежать быстрее. Если, как я надеюсь, но не смею рассчитывать, нам удастся добраться до набережной, придется ловить такси. Даже луксорскому таксисту не захочется брать пассажира, который выглядит так, словно только что покинул поле боя.
— Особенно в эти дни, — проворчала я, стаскивая с себя галабею.
Она, разумеется, была ему мала, но кровавые раны прикрывала.
Макс велел нам быть готовыми без десяти восемь. Если он начнет действовать, каким бы это действие ни было, мы можем рассчитывать минут на пять, может, даже меньше, сказал он. Если к этому времени он ничего не предпримет, нам оставалось полагаться только на себя, и тогда да поможет нам, как он выразился, наше британское счастье.
То ли он переоценил аппетит своих сообщников, то ли мои часы отставали. Мы открыто пересекали холл, просматриваемый по крайней мере с четырех сторон, когда я услышала, что они выходят из столовой. Бешено рванув в укрытие, которое лишь условно можно было назвать надежным, я почти налетела на Джона, шедшего впереди. Когда я ныряла под лестницу, первый из них уже входил в холл.
Не успела я дух перевести, как Макс начал действовать. Только потом я поняла, что он сделал, а в тот момент была слишком ошарашена, чтобы услышать что-либо, кроме разноголосого хора нечленораздельных выкриков и громких проклятий на нескольких языках. Люди бежали в разных направлениях: кто — в холл, кто — через французские двери на террасу. Мэри была в первых рядах. Я лишь мельком увидела ее лицо, когда она проносилась мимо. Но и этого мимолетного видения оказалось достаточно. Такому лицу очень пошел бы раздувшийся капюшон кобры.
Лэрри бежал прямо за ней. Но вместо того, чтобы тоже последовать вверх по лестнице, он ринулся в свой кабинет. Забавно, как в критические моменты над людьми берет верх основной инстинкт. Иногда это бывает некстати. Я не знала, как Мэри собирается проникнуть в кладовку через запертую дверь, но хитрости малышки не недооценивала; увидев, что пропала ее любимая игрушка, она вернется. И Лэрри вернется, как только обнаружит «Свита». А мы все еще в доме, и входная дверь скорее всего заперта или возле нее стоит стражник, а может быть, и то, и другое. Интересно, будет ли поколеблена моя детская доверчивость в отношении Макса?
Точнехонько в тот момент, когда меня посетило это неблагородное сомнение, я услышала, что дверь открывается. Наверное, на часах возле нее стоял Ханс, потому что Макс крикнул по-немецки: «Быстрее! Они побежали туда! За ними!»
Ханс ринулся за Максом. Когда я, подталкиваемая Джоном, выскочила в холл, он был пуст, а входная дверь распахнута.
Как-то даже слишком просто, мелькнуло у меня в голове. Макс направил погоню в заднюю часть дома: казалось естественным, что беглецы отправятся именно туда — там мало света, а во дворе почти нет кустов. Сейчас там даже было темнее, чем обычно, потому что Макс немного пострелял по лампам. Я думаю, это сделал Макс, едва ли кто-то другой совершил бы столь полезное для нас деяние.
Один верный страж, однако, оставался на посту. Его черная форма была почти неразличима в темноте. Если бы он не направился к воротам, движимый любопытством, мы бы не заметили его вовремя. Из дула его винтовки вырвалась тусклая вспышка.
Мы замерли в тени дома, понимая, что малейшее движение выдаст нас: между нами и стражником не было даже хилого кусточка.
— Дай сюда нож, — почти беззвучно прошептал Джон прямо мне в ухо.
Я не спросила, зачем он ему. Я боялась даже представить себе, что он собирается с ним делать. Парень стоял футах в десяти — пятнадцати от нас, и никакой возможности подползти к нему незамеченным не было. Он снял с плеча винтовку и держал наготове.
Джон резко отвел руку назад, одновременно ударив меня ногой под коленки, в результате чего я растянулась на земле и пуля просвистела над моей головой. Когда я вскочила с похвальным проворством, страж неподвижно лежал ничком.
— Он мертв? — задыхаясь, спросила я.
Джон распрямился, винтовка уже была у него в руке:
— Если только не потерял сознания от ужаса. Я не слишком хорошо бросаю нож в цель — хотел просто отвлечь его. Вики, мне страшно неловко, но, может быть, ты все же согласишься отложить этот разговор и мы побежим? Они, знаешь ли, наверняка слышали выстрелы.