Когда Сайлас ушел, Освальд уточнил:
— Ты точно не против?
— Все нормально. На дорогах почти никакого движения, к тому же у тебя полно времени. Как же можно устраивать церемонию кровопускания без ритуального ножа?
Освальд отправился в путь, а я порадовалась, что смогу в одиночестве подготовиться к вечеру.
Я долго принимала ванну, читая «Мерзкую плоть»,[102] которую мне одолжил Берни. И подумала: когда-то моя плоть заслуживала доверия, а теперь тоже стала мерзкой.
Затем я осторожно надела белоснежное платье. Оно было очень красивым; еще всего лишь несколько сантиметров струящегося шелка — и платье покрыло бы лодыжки. Вырез у него был идеальным. Он открывал достаточно много для привлечения взглядов, но при этом не создавал впечатления вульгарности. Поскольку вечером меня будут снимать на камеру, я уделила побольше времени макияжу и даже подождала, когда засохнет первый слой туши, чтобы потом нанести второй. На этот раз меня вдохновила прическа Тривени, и я заплела несколько тоненьких косичек поверх распущенных волос.
Потом я связалась со своими сообщниками и по-ведала им, что Освальд уехал забрать нож, но должен вернуться к основной части церемонии. Я начала было сокрушаться, что по пути к гостинице мои туфельки испачкаются, и в этот момент в дверь позвонили.
На пороге стоял Сайлас в черном костюме и белой рубашке, элегантный и стильный.
— Я подумал, что будет правильней вас-с подвезти. — Он жестом указал на гольф-кар за своей спиной.
— Спасибо, Сайлас. Вы прямо мысли читаете. Мне так не хотелось пачкать эти хорошенькие туфельки. — Я прихватила шаль, чтобы не замерзнуть на ветерке.
— Подходящее украшение для такой потряс-сающей женщины.
— Вы положили деньги мне на счет?
Он вынул из кармана какую-то бумажку.
— Вот банковский чек.
Взяв у Сайласа бумажку, я посмотрела на сумму. Ощущение было такое, словно я держу в руках выигрышный лотерейный билет, — с трудом верилось, что цифры настоящие.
— Одну секунду. — Я отправилась в спальню, чтобы спрятать чек в небольшой гостиничный сейф, а потом вернулась к Сайласу.
Когда я поняла, что он собирается взять меня под руку, я поправила шаль так, чтобы Сайлас не смог коснуться моего обнаженного тела. Он подвел меня к гольф-кару, а затем сел за руль.
— Там уже есть кто-нибудь?
— Нес-сколько членов Бриллиантового клуба. Но большая час-сть, конечно, опоздает, как это заведено в их кругах.
— О, замечательно. Значит, Освальд почти ничего не пропустит.
Когда мы подъехали к «Парагону», я выскочила из кара еще до того, как Сайлас успел подать мне руку. Он крутился вокруг меня, напоминая уже не благородного ученого, а его порочного брата-близнеца. Бледно-голубые глаза бесстыдно ощупывали мое тело.
— Вопрос-с в том, с-станете ли вы с-скучать по Ос-свальду?
Я тоже уставилась на него.
— Для начала я посмотрю на ваших клиентов, а потом мы поговорим о любовных отношениях.
— Милагро, вы дразните меня!
Я разразилась девичьим хохотом — таким, каким наверняка хохочет Бриттани: зубастая пасть и волосы во все стороны.
— Уверяю вас, Сайлас, если мне понравится то, что я увижу, я сразу же перестану вас дразнить. — Меня коробило от того, что я кокетничаю с этим ненавистным типом.
Вестибюль украсили высокими каменными вазами; в них стояли розы с длинными стеблями, бархатные красные гладиолусы и кремовые туберозы. Цветы наполняли воздух дурманящим ароматом. Дорогу к лифту устилал красный ковер. Один из неовампов вызвал кабину.
— Добрый вечер, господин Мэдисон. Добрый вечер, мисс Де Лос Сантос, — поприветствовал он нас.
Сайлас нажал кнопку верхнего этажа. Когда двери лифта снова открылись, я увидела двух охранников, стоявших у входа в танцевальный зал. И с трудом узнала Пеппера, нашего друга-байкера, потому что он был в костюме и с подстриженной бородой.
Пеппер распахнул дверь в танцевальный зал и, когда Сайлас отвел взгляд, тихонько подмигнул мне.
Величественные окна танцзала были замаскированы богатыми чернильно-черными бархатными портьерами. Между окнами и по обе стороны от дверей располагались вазы с цветами. На сцене стояли «Дервиши», одетые в черные рубашки и черные широкие брюки, и негромко наигрывали фольклорную музыку. Я узнала мелодию шестидесятых — в той песне говорилось о любви и ромашках. Мерседес рассказывала, что «Дервиши» всегда начинают вполне невинно.