— Даже я этого не знаю, — ответил Освальд. — В отличие от Гэбриела у меня нет допуска такого уровня.
— Я должна была доверять ему! — принялась сокрушаться я.
Чувство вины от того, что я плохо обращалась с Гэбриелом, было чем-то вроде мелко нарубленного кориандра в сальсе моих дурных ощущений — пусть не главная составляющая, но все равно важный ингредиент.
— Ему как раз и нужно было, чтобы мы ему не доверяли.
— А мы все равно должны были доверять, — настаивала я. — Как же ты успел вернуться? По словам Сайласа, они что-то нахимичили с твоей машиной.
— Так оно и было. А когда еще и телефон отказал, совпадений стало слишком много. Я думал, что ночью никто не подберет меня, но какая-то симпатичная хиппи все же остановилась и привезла сюда.
— Ее звали Тривени?
— Откуда ты знаешь? — удивился Освальд.
— Она работает в лечебном центре. Тривени просто замечательная!
Я села на постели. На мне была длинная ночная рубашка, которую купил Освальд.
Знаешь, Освальд, эта рубашка все время закручивается и задирается, и мне кажется, это что-то символизирует — может, то, что вещи, которые кажутся привлекательными, часто бывают совсем непрактичными в жизни.
— Ты слишком много пережила, Милагро. Мы позавтракаем и поедем домой.
— Я не могу вернуться домой, Оз.
Он улыбнулся, однако на этот раз улыбка показалась мне нервной.
— Ты устала. Тебе необходимо время для отдыха и выздоровления. На ранчо мы как следует позаботимся о тебе. Бабушка поможет собрать здесь твои вещи.
Я дернула Освальда за перчатку.
— И вот в этом ты собираешься жить? Ты думаешь, у нас могут быть нормальные отношения, пока я в таком состоянии?
— Но ведь ты не всегда будешь такой.
Я заглянула в его ясные, серые, честные глаза.
— Этого мы не знаем.
— Я люблю тебя, Милагро Де Лос Сантос. И хочу всегда быть с тобой.
— Я тоже хочу быть с тобой, Освальд. — Я покачала головой. — Но только не сейчас.
— Я думал, ты меня любишь.
— Люблю, Освальд, люблю больше всего на свете.
— Тогда назови мне хоть одну причину, по которой ты не можешь вернуться. Только не говори, будто это из-за того, что мы не можем заниматься сексом, — я ведь могу и подождать.
Я прекрасно знала, что ощущаю, но в тот момент мне было стыдно рассказывать об этом Освальду.
— Потому что я боюсь кого-нибудь убить. Боюсь причинить вред ребенку.
— Бессмыслица какая-то! Ну хорошо, ты потеряла власть над собой в случае с Сайласом, и он это заслужил… Любой на твоем месте захотел бы сделать ему больно, но…
— Освальд, дело не в том, что я хотела причинить ему боль. Меня возбуждала сама мысль о том, что я могу его убить. — Я вгляделась в лицо Освальда, желая убедиться, что он действительно понял смысл моих слов. — Я чувствовала вовсе не злобу. Желание убить доставляло мне удовольствие. Эротическое удовольствие. То, что со мной творилось, было… потрясающе.
— Это на тебя не похоже.
— Раньше я не была такой. Зато теперь я такая. Ты пустил на ранчо Сайласа и Уиллема из уважения к другим. Ты готов рискнуть и снова поселить меня туда? А вот я не готова подвергать опасности тех, кого люблю. Я ведь могу кого-нибудь травмировать.
Поднявшись, Освальд сердито посмотрел на меня.
— Ты ведь будешь с Томасом, верно? Или с Иэном?
— Я буду сама с собой. Я должна либо победить это, либо самостоятельно научиться жить с этим.
Поскольку Освальд не смог переубедить меня, в комнату зашла Эдна и попросила его уйти.
— Юная леди, мой внук говорит, что в вашу глупую головку втемяшилась нелепая идея, будто вы представляете угрозу для общества, и из-за этого вы не хотите возвращаться на ранчо вместе с нами.
— Эдна, ваш внук верно изложил суть вопроса.
Она выразительно вздохнула и возвела очи горе.
— Юная леди, вы не подготовлены к тому, чтобы вас отпускали одну в этот мир, особенно если учесть вашу неестественную предрасположенность к притяжению экстремистов и всяческих подстрекателей. Даже не буду говорить о том, какую неудачную одежду вы выбираете.
Ого! Что, вспомним недавние деньки, когда мы с Эдной могли весело оскорблять друг друга? Нет, они остались позади. Я серьезно посмотрела на нее и честно призналась:
— Теперь, Эдна, я знаю один из побочных эффектов заражения кровью Иэна. Если я физически контактирую с кем-то, меня возбуждает мысль о том, что я могу изувечить этого человека.
Немного подумав, она сказала:
— Ну уж никого из нас вы точно не хотите изувечить.
— Я вообще не хочу причинять боль кому бы то ни было. Особенно ребенку.