Выбрать главу

Я поцеловала Гэбриела в щеку.

— Ты прощен.

Разделавшись с коктейлем, я устремила взгляд на противоположную сторону поля, на хижину любви.

— Идите же, — позволила Эдна. — Мы договорим потом.

Улыбнувшись своим друзьям, я попросила:

— Пожелайте мне удачи.

Я старалась идти к хижине размеренной походкой, но вдруг поймала себя на том, что все больше ускоряю шаг, а потом и вовсе пустилась бегом. Рядом со мной мчалась Дейзи. Немного повозившись со щеколдой на калитке, я оказалась у крыльца. Пока я решала, что мне сделать — постучаться или просто войти, — Дейзи начала скрестись в дверь.

Она распахнулась, и Освальд сказал:

— Дейзи, прекрати…

— Привет, Освальд, я вернулась, если еще нужна тебе.

На его губах появилась улыбка — та самая, сумасшедшая, кособокая и по-настоящему счастливая, и моя застенчивость испарилась, словно туман в солнечный денек. Просунув руки под его футболку, я погладила его по спине и прижалась крепко-крепко, ощущая дрожь во всем теле.

На мои объятия Освальд не ответил.

— Теперь ты в порядке? — осведомился он.

— Даже лучше. Обновленная и возрожденная.

— Значит, я могу к тебе прикасаться?

— О, да, Освальд, можешь! И лучше сделай это поскорее, иначе я умру от желания.

Обхватив ладонями его удивительное лицо, я запечатлела на нем поцелуй. Потом подтолкнула Освальда в хижину и ногой закрыла за нами дверь.

Мы целовались и ощупывали друг за друга, снимая одежду и в пылу страсти натыкаясь на стены. Даже когда наши обнаженные тела соприкоснулись, я продолжала оглядывать комнату, пытаясь убедиться, что все осталось по-прежнему и что я на самом деле вернулась.

Освальд ощупывал мое тело своими изумительными руками. Я закрыла глаза, наслаждаясь ощущением нашей близости, его запахом, его вкусом и всей присущей ему освальдовостью.

— Милагро, ты даже не представляешь, как я скучал по тебе, — проговорил он, когда мы вместе рухнули на диван.

— Давай покажу, как по тебе скучала я.

И показала.

Раньше я считала, что ощущения от занятий любовью с Освальдом — это предел мечтаний и улучшить их невозможно. И была неправа. Моя новая способность увеличивала наслаждение до такой степени, о какой я даже не подозревала. Это наслаждение было в равной степени эмоциональным и физическим.

Потом настал момент, когда Освальд вынул скальпель и спросил:

— Можно?

Обхватив запястье, я отвела его руку.

— Нет. Больше никто и никогда не станет резать меня, Освальд. Ты не возражаешь?

Он убрал скальпель. Его руки поглаживали мои бедра, и у меня вырвался вздох восторга.

— Нет, — ответил он. — Я не возражаю. Спустя несколько часов, когда мы прилегли отдохнуть на груде постельного белья и подушек, которые съехали с кровати на пол, я рассказала Освальду о своих новых потрясающих ощущениях, которые испытываю, соприкасаясь с людьми.

— Обычно в такие моменты я говорю: черт бы побрал этого Иэна Дюшарма! — воскликнул Освальд. — Но он ведь действительно спас тебе жизнь.

— Так-то оно так, но я надеюсь, что в следующий раз Иэн Дюшарм просто наберет девять-один-один.

— Он сказал Эдне, что приезжал к тебе в Ла-Басуру.

— Да, приезжал. Мы обсуждали мое состояние. — Я сделала так, чтобы наши пальцы сплелись. — Нам нужно поговорить о детях.

— Разве нельзя это отложить? Мы еще даже…

— Нет, нельзя. Не совсем ясно, сможем ли мы когда-нибудь иметь детей.

— Ты хочешь ребенка, Милагро?

— Думаю, да. Думаю, даже нескольких. А ты?

— Я ничего не имею против, — отозвался Освальд. — Хотя торопиться некуда.

Я сжала его руку.

— И что же произойдет, если ты решишь, что хочешь детей, но мы не сможем их завести?

— Я задумывался об этом, — ответил он. — Ухаживая за детьми в клинике, я думал о том, что хотел бы взять в дом какого-нибудь ребенка. — Он осторожно взглянул на меня, будто ожидая, что я начну возражать.

— Мне нравится эта мысль, — проговорила я. — Если моя мать Регина чему-нибудь меня и научила, так это тому, что биология не имеет никакого отношения к семье. Кроме того, я всегда мечтала, чтобы меня кто-нибудь забрал.

— Например, из торгового центра? — широко улыбнувшись, спросил Освальд.

— Тебе об этом мама рассказала?

Когда Освальд прекратил смеяться и снова обрел дар речи, он заметил:

— Уинни познакомилась с моей мамой совсем иначе.

Я долбанула его подушкой.

— Это потому, что Уинни — безупречная вампирша-профессионал и замечательная жена, к тому же твоя мама души в ней не чаяла.