Александр Палыч оценил мое удивление и не без гордости пояснил:
— Пищу содержим в чистоте. Как там у вас, людей, говорится: «Не плюй в колодец…»
В отдельном помещении свиную кровь собирали и консервировали сосредоточенные девушки в белых халатах и валенках сорок восьмого размера.
— На весь район работаем,— сказал Александр Палыч.— Самая свежая и чистая кровь, без посторонних добавок, антикоагулянтов и консервантов.
— Ладно, ладно, давайте скорее к делу,— меня все эти подробности начинали уже нервировать.— Где обитал наш пострадавший?
— Да какой он пострадавший? Скорее преступник. Вон, в самом углу, видите, место пустует.
— А куда ваши свинарки смотрели? Неужели не заметили, как свинья через ограждение перелазит?
— Ночью это было. Я сторожа заклятием усыпил. Захотелось вдруг свежей крови, чувствую, на пустой желудок все равно не усну, вот и решил… Поужинать.
Осмотр свинарника никаких новых подробностей в дело не добавил.
На всякий случай мы заглянули в пасти нескольким соседним со сбежавшим кабаном свиньям: не режутся ли у них клыки. Вроде пока все было в порядке.
Тут меня осенило.
— А следы, следы должны ведь были остаться! Снег как никак.
— Есть следы,— меланхолично ответил Александр Палыч.— Что я, зря, что ли, ружье взял? По следам и пойдем охотиться…
Я переобулся в более подходящие к данным условиям сапоги, в просторечии именуемые валенками. Почему-то вся обувь в поселке Едальцево была только одного размера, зато — сорок восьмого. Ходьба в таких громадинах требовала особой сноровки. Сперва я делал шаг внутри валенка, затем усилием ноги перебрасывал его на несколько сантиметров вперед и вновь переступал в гулкой пустоте.
Перед трудной и продолжительной прогулкой по морозу следовало обезопасить свой организм от переохлаждения, запасшись как следует теплом внутренним.
— Она что у вас, на машинном масле? — морщась, спросил я.
— Почему же,— ответил Палыч, наливая еще по одной,— нормальный самогон, из патоки гоним. На отходах сахарного производства…
Выпив и закусив как следует, так, что я начал уже ощущать ко всему сущему самую искреннюю и чистую любовь, мы решили наконец двигать на проклятого хряка.
— Ты только ружье не забудь. А то вдруг он бросится,— строго говорил я, натягивая ушанку.— Эх…
И мы грянули, вероятно, для устрашения укрывшегося где-то в лесах порося бодрую и разудалую песню.
— Двенадцать-восемьдесят пять ноль-a! Двенадцать-восемьдесят пять ноль-бэ! — кричал Палыч. Его пошатывало.
— Из-за острова на стрежень, на простор морской волны…— тянул я немного заунывно. Луна над деревней хитро мигала в облаках.
Только выйдя на улицу, я понял, что совершенно непонятным образом уже наступила ночь. Время пролетело незаметно…
Весело переговариваясь, мы отыскали следы беглеца. Палыч светил фонариком, я двигался следом. Вой собак, днем звучавший вполне обыкновенно, сейчас казался каким-то зловещим и даже страшным, но меня это особо не беспокоило. Разве смутишь отважного охотника и следопыта такими глупостями?
Погода вздумала вдруг резко перемениться. Ветер усилился, начал срываться мелкий, сухой и колючий снег.
— Как бы нам следы не замело,— сказал Палыч.
Лично я был бы вовсе и не прочь, чтоб замело. Вернулись бы тогда обратно, и дело с концом. А завтра пускай Утка и Рыбка со свиньей разбираются. Я свой служебный долг и так уже, поди, выполнил.
Но снег, как на зло, не торопился заносить четкие отпечатки острых копытец.
— А что мы с ним делать будем? — спросил у меня Палыч.— Сразу уничтожим или поймаем для науки?
Похоже, его вера в могущество некоторого присутствующего здесь контролера была самую малость завышена.
— Как выйдет,— подумав немного, ответил я.— В зависимости от конкретных обстоятельств.
Хряк, видимо, тоже не дурак был по сугробам лазить и четко держался тропинки.
Пешая прогулка по свежему воздуху делала свое дело, и я не без грусти отметил, что постепенно трезвею. Между тем наша экспедиция ступила под своды древнего и таинственного леса… Или, если быть уж совсем точным, достигли мы обыкновенной посадки. Какие леса в нашей губернии? Тут же испокон веков степь одна.
По дороге Палыч, очевидно, стремясь укрепить во мне боевой дух, рассказывал, почему кабан считается у охотников едва ли не самым опасным и хитрым зверем.