Соскользнув с лавочки, я быстро сориентировался в густом лесу елозивших по полу ног и ползком двинулся в направлении выхода.
Подсудимые, когда я на кого-то из них натыкался, подскакивали, глядели вниз и приветствовали мой отчаянный поступок сочувственными возгласами.
Бдительный Мясоедов скоро заметил мое бегство.
— Товарищ подсудимый! Вернитесь на отведенное вам законом место до вынесения приговора! — взволнованно закричал он.— Ваше поведение недостойно высокого звания врага народа!
— Да иди ты,— тихо буркнул я, энергично работая локтями.
Ползьба… Ползатье… Ползание по-пластунски — очень хорошее физическое упражнение, тренирующее мышцы и закаляющее волю.
Пол, правда, был очень пыльный, но с этим пришлось мириться как с непреодолимой действительностью.
Я быстро преодолел ряды лавок и выбрался на широкий проход, деливший зал суда точно пополам. Мясоедов, видимо, не привыкший к подобному поведению, тяжело топал ко мне из другого конца зала. Руки он разбросал в стороны, будто собираясь сердечно меня обнять.
Тоже мне, золотая рота. Лихо перекувыркнувшись, я бросился Мясоедову в ноги. Гигант споткнулся о мое тело и рухнул, совсем как тот колосс на глиняных ногах.
— Мочи мильтона! — заорал я, надеясь устроить всеобщую потасовку.
Никто из подсудимых не сдвинулся с места. До чего народ у нас ленивый! Раздумывая, почему мой пламенный призыв не встретил отклика в сердцах собратьев по несчастью, я вскочил, пнув поверженного Мясоедова в ляжку, и шустро побежал к выходу.
Эх, и куда сегодня смотрит моя счастливая звезда? Я несколько раз дернул бронзовую ручку, но безрезультатно.
Мясоедов между тем тоже поднялся и взлетел, выпростав откуда-то из-под пиджака смятые белые крылья.
Судья, решив внести свой вклад в мое задержание, что было силы колотил молотком по трибуне.
— Не поддаваться хаосу! — вопил он.
Наконец Мясоедов настиг меня, ухватил за талию и зажал под мышкой. Напрасно я вырывался и размахивал ногами, норовя пяткой угодить ему в рожу. Могучие ручищи стискивали меня железным хватом.
— Его дела нет в списках! — доложил один из членов комиссии после секундной паузы. В зале висела совершеннейшая тишина, нарушаемая моим сопением: я старательно высвобождался.
— Товарищ Мясоедов! Удалите этого человека из зала суда,— сказал судья.
Я обрадовался, но преждевременно.
Вместо того чтобы выставить за одну из дверей, Мясоедов с глухим «хых» прямо с места швырнул меня в окно.
Я закрыл глаза и приготовился к немедленной гибели.
— Хорошо пошел…— было последним, что услышал я, пролетая над аудиторией.
Мое тело врезалось в стекло, но со звоном протаранило его и рухнуло на желтый рваный линолеум. Линолеум был мокрый, и от него пахло тряпкой.
— Подымайтесь, молодой человек, нечего здесь валяться! А то ишь разлегся!
Я, кряхтя, отделил себя от пола. Жуткого вида бабка пихала меня длинной шваброй. В руках она держала веник, с которого капало.
— А мы, простите, где?
— Упился опять, Васек? — с негодованием сказала старуха.— На восьмом этаже ты, в отделе специальных ресурсов. И что вы все здесь бухать повадились?
Я решил, что о последних моих приключениях уборщице говорить никак не стоит. Сочтет еще за белую горячку.
И так вон уже косится, будто на алкоголика.
— Да никакой я вам не Васек,— осторожно ответил я.— Меня зовут…
— Никому не интересно, как тебя зовут! — вспылила бабка.— Иди вон лучше ведро мне помогай таскать!
— Не буду я вам ничего таскать. Мне домой надо. Лучше скажите, как отсюда…
— Чего захотел,— опять перебила меня старуха и заговорила злым шепотом, приблизив ко мне свое лицо. Стали видны седые усики, бородавки, кривые зубы и прочие интересные детали.— Нечего было ночью по коридорам шастать!
— Так я не шастал! — возмутился я.— Я с работы возвращался. Имею я, в конце концов, право…
— Какое право! Право у тебя будет в другом месте! А здесь делай, что велят, иначе вообще сгною.
— Где?
— Потом узнаешь.
— Так вы что, знаете про…
— Тут про это все знают. Только дурак будет здесь в такое время шляться. А ты уже попал и никуда отсюдова не денешься.
С этими словами бабка повернулась ко мне спиной и спокойно двинулась прочь, забросив швабру на плечо, как когда-то носили алебарды.
— Эй, вы куда! — крикнул я, но было поздно. Стены вдруг начали сдвигаться, очевидно собираясь раздавить меня в лепешку.
Я бросился вслед за бабкой по стремительно суживающемуся коридору, но проклятое здание не пускало. Казалось, я бежал на одном месте, в то время как старуха удалялась от меня с завидной скоростью.