— Я им говорю,— продолжал Михалыч,— Куда столько, что у вас, тараканы, как свиньи, что ли, огромные?
— А у них один таракан. Рыжий. Как морковка,— усмехнулся Утка.
— Во-во, а с виду сущий боров и есть,— хихикнул я.
Оперативник отпустил мне подзатыльник.
— Думай, что говоришь,— прошептал он.— Уши есть повсюду. Время нынче нервное, а ты человек маленький. Затравят.
Я вздохнул. И что за народ такой агрессивный? Прямо угар какой-то чувствуется.
— Мы к тебе, Михалыч, с просьбой.
— Ясно, что не навестить старика приехали. Надо чего? Порошок от клопов? Или другие материалы интересуют?
— Нет пока. Нам бы пожить пару деньков, вдали, понимаешь, от цивилизации, отдохнуть, подышать.
— Живите, мне жалко, что ли,— обрадовался Михалыч. Я вам ангар открою, только самолет придется откатить… Раскладушки…
— Какой самолет? — удивился я.
— Их два у меня…— Михалыч запнулся.— Осталось. Стратегический бомбардировщик, «тушка», и «сухой». Устаревшие уже, но…
— А можно…
— Нельзя,— сказал Утка.— У них даже двигатели пускать опасно. Это тебе не «Запорожец» в гараже… Сколько лет техники не смотрели.
— Ну хоть в кабине посидеть?
— В кабине посиди. Только как ты в нее залезешь?
— А я стремянку дам,— Михалыч толкнул Утку локтем в бок.— А то ты сам у меня сорок лет назад на кнопку понажимать не просился?
— Какую кнопку? — Я навострил уши.
— Такую кнопку,— перекривлял Михалыча оперативник.— Красную. Мы тогда в Казахстане на одном объекте…
Тут Михалыч принялся кашлять и стучать ладонью по столу. Утка опомнился и, собравшись, проговорил:
— Ладно, идем, покажешь пацану самолет. А я автобус в стойло загоню, что ему на трассе светиться…
Я сумел, после некоторого замешательства, отодвинуть фонарь кабины и влезть в кресло пилота. Даже мне оно показалось немного тесноватым. Интересно, каково Утке было бы?
Сколько кнопочек интересненьких! Я по всем правилам пристегнулся, пошевелил переключателями, затем ухватился за штурвал и с удовольствием принялся его вертеть, одновременно нажимая педали.
Заходим на атаку! Первый, я прикрою! У-у-у-ж-дж-дж-дж… Тра-та-та-та-та! Туда ему и дорога. Где здесь ракеты запускать?
— Наигрался? — спросил Михалыч.— Пойдем, я тебе еще одну штуку…
Неожиданно двери ангара прошила автоматная очередь. Михалыч упал.
Я попытался выбраться из самолета, но стремянка свалилась от моего неловкого движения. Оставалось одно — прыгать на бетонный пол, рискуя сломать лодыжку. Однако я слишком замешкался. Несколько машин, как в кино, проломили ангарные ворота и въехали внутрь, с визгом затормозив на скользком бетоне.
Ни на что уже особо не надеясь, я нажал гашетку. Пулеметы, конечно, оказались не заряжены. В отчаянии я заметался, если можно так выразиться, руками по приборной доске, нажимая и дергая все подряд рычажки и кнопки. Может, хоть выхлоп какой удастся пустить.
К великому счастью, мне этого не удалось. Да и горючего в баках, наверняка, не было. К каким последствиям привел бы запуск реактивного двигателя в тесном ангаре, думаю, говорить не стоит.
Вместо этого я привел в действие механизм катапультирования.
Если вдруг окажетесь в реактивном истребителе, ни за что не дергайте без нужды рычаг под креслом.
Послышался негромкий хлопок, будто вынули пробку из шампанского, и я с потрясающей медлительностью вознесся ввысь.
Позвоночник сдавило, будто гармошку. Мелькнули изумленные лица повыскакивавших из машин ребятушек. Медленно вращаясь, мое кресло возносилось к потолку, в который ему предстояло в ближайшие мгновения врезаться.
Этим и объясняется интерес, с которым я изучал его устройство. На железные балки были брошены шиферные листы, черные от времени. Если повезет трахнуться в один из них — считайте, я…
Тут кто-то на небесах убрал палец с кнопки замедленной перемотки, время взбрыкнуло и понеслось вперед, наверстывая упущенное.
Мы вместе с креслом врезались в шиферину, пробили ее, даже не заметив препятствия, и на секунду зависли на фоне звездного неба. Я полюбовался открывшимся видом, луной, услышал далекий лай собак.
Кресло решило, что пришла пора расставаться.
Оно улетело прочь, я покувыркался в воздухе и упал на пологую крышу соседней постройки. Запутавшись в накрывших меня сверху шелковых нитях, я покатился вниз, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Мои усилия привели к тому, что когда крыша кончилась, я не слетел с нее по пологой параболе, а свалился, как мешок с мукой.