— Так я не шастал! — возмутился я.— Я с работы возвращался. Имею я, в конце концов, право…
— Какое право! Право у тебя будет в другом месте! А здесь делай, что велят, иначе вообще сгною.
— Где?
— Потом узнаешь.
— Так вы что, знаете про…
— Тут про это все знают. Только дурак будет здесь в такое время шляться. А ты уже попал и никуда отсюдова не денешься.
С этими словами бабка повернулась ко мне спиной и спокойно двинулась прочь, забросив швабру на плечо, как когда-то носили алебарды.
— Эй, вы куда! — крикнул я, но было поздно. Стены вдруг начали сдвигаться, очевидно собираясь раздавить меня в лепешку.
Я бросился вслед за бабкой по стремительно суживающемуся коридору, но проклятое здание не пускало. Казалось, я бежал на одном месте, в то время как старуха удалялась от меня с завидной скоростью.
Тут позади себя я услышал звук, в данных обстоятельствах показавшийся мне родным и близким.
Хряк Анатолий, верный своей привычке, опять удрал из выделенного для него вольера и теперь глядел на меня умными глазками. Вампирьи клыки в его пасти отсвечивали желтым.
— Толя, выручай! — заорал я, опасаясь, что свинья еще чего доброго не расслышит или вообще отморозится.
— А ну брысь! — испугалась бабка.
Стены, тоже видимо почувствовав присутствие свиньи, перестали съезжаться, коридор обрел свой нормальный вид.
Толик всхрапнул, совсем как жеребец, и с независимым видом прошелся взад-вперед по коридору. Когда хряк проходил мимо меня, я почесал его за ухом. Толик довольно зажмурился и потерся о мое бедро щетинчатым боком.
Штаны за семьдесят баксов!
И откуда в этих свиньях столько шерсти?
Видимо, у кабана с уборщицей были какие-то свои старые счеты. Он пихнул копытцем ведро, расплескав на пол грязную воду, и сделал лужу прямо у бабкиного валенка.
Такого хамства старуха вынести уже не смогла и что было силы огрела кабана веником по загривку.
— Сгинь, проклятый! — верещала она, пятясь.
Толик вновь хрюкнул, как мне показалось, насмешливо, и зацокал прочь. Я старался держаться рядом.
— Чтоб ты пропал, скотина! — кричала бабка. Она попыталась попасть в кабана шваброй, но промазала, угодив вместо этого в меня.
Прихрамывая, я торопился за Толиком. Старуха продолжала бесноваться, но свинья совершенно не обращала на нее внимания. Здесь была какая-то тайна. Почему страшная власть этого здания оказалась бессильна перед обладателем пятачка и тугого закрученного хвостика?
Может, кому-то и интересно ломать над этим голову, но не мне.
Скоро уборщица отстала, а я начал потихоньку узнавать окрестности.
— Анатолий, к выходу! К выходу!
Впереди лежала свобода, целый мир, прекрасный, полный чудесных вещей.
Так мне тогда, по крайней мере, казалось.
«…жизни, а также моральному и психическому здоровью, в связи с чем… Ага. Компенсацию? Хм».
Закидон держал бумажку двумя пальцами, отстранив ее от себя на расстояние вытянутой руки. Могучий колдун, по всей видимости, страдал дальнозоркостью.
— Это как понимать? — спросил он, окончив чтение.
— Это… Моя… Жалоба,— несмело проговорил я.— Заявление на получение возмещения.
Однако работа в канцелярии пошла мне на пользу. Нормальный человек подобную словесную конструкцию вот так с ходу ни за что не соорудил бы. Каково: «заявление… на получение… возмещения». Класс!
— И в чем же, по-твоему, заключается повод? — поднял брови волшебник.
— В связи с прямой угрозой остаться непонятно в каком измерении навеки,— твердо сказал я.— И психика у меня еще неустойчивая. Вы Ремарка читали? Рано мне еще, молодому, такие потрясения переживать.
— Не знаю, как Ремарк,— очень мягко сказал Закидон, и я понял, что дело не выгорело,— а вот тебе, прежде чем подписывать контракт, следовало бы ознакомиться с его содержанием. Черным по белому указано, что с двадцати часов вечера магам нижних уровней аккредитации в здании Контроля находиться крайне не рекомендуется…
— Ага! — Я еще пытался хорохориться, наивный.— Знаем мы эти фокусы! Впишете чего-то мелкими буквами, а человеку потом…
Закидон, не дожидаясь пока я договорю, нажал кнопку коммутатора.
— Лидочка,— сказал он,— вызовите сюда, пожалуйста, Утку, Рыбку или, на худой конец, товарища Маузера. У меня здесь человек сидит, который по всем этажам развешанных плакатов не замечает. Вот пускай они его в каждый из этих плакатов носом-то и ткнут…
В самом деле, плакатов, транспарантов, уголков безопасности, памяток и напоминаний в нашем здании оказалось с избытком. К концу экзекуции нос мой распух от постоянного тыканья, и я начал гундосить.
Пока проклятый Утка с несвойственной ему добросовестностью исполнял приказание начальства, я успел основательно ознакомиться с их содержанием, а также изучить принятую на сегодняшний день теорию четвертого измерения и отыскать в ней четыре погрешности.
Видимо, энергичные сотрясения временами идут на пользу застоявшемуся без дела головному мозгу.
А Утка еще познает всю глубину и неотвратимость моей карающей мести.
ГЛАВА, ВРОДЕ БЫ, ЧЕТВЕРТАЯ
Я оставляю прибыльное поприще и что за этим последовало. Внимательный читатель также может узнать, зачем нужна служба санитарно-гигиеническая и сколько вреда она может принести
Так и не разглядев шпиона среди сотрудников отдела всестороннего бухучета и аудита, я перешел в отдел сохранения гомеостаза, в подразделение по борьбе с инфекциями и возбудителями.
Новая работа, может, и не сулила таких барышей, как бюрократия, или таких приключений, как оперативное дело, зато носила оттенок некоторого даже благородства.
Отдел по борьбе с возбудителями был, пожалуй, единственным во всем Контроле, где действительно занимались чем-то полезным.
Борьба с инфекциями и возбудителями на высокой должности старшего санитара раскрыла передо мной целую кучу новых горизонтов.
На древнем лабораторном столе, сверху покрытом розовым кафелем, шипел и плевался огнем настоящий примус. На примусе готовился кофе, который помешивал ложечкой толстенький лаборант в белом халате.
— Вы что, товарищ! — закричал он, стоило мне только появиться. Акцент у лаборанта был необычный.— У нас стерильность! Возьмите вон халат в шкафу.
Халат был размера на полтора больше, чем нужно, и эта самая пресловутая стерильность его тоже вызывала сомнения. Но — правила.
Закон суров, зато бессмыслен… ннен?..
Я представился и предъявил справки, что: стафилококки у меня не высеиваются, яйцеглист отрицательный, кислотность стабильная, нервно-психическое состояние в норме, на общение иду охотно, на вопросы реагирую адекватно, наследственные, инфекционные и венерические заболевания отрицаю, данных о перенесенных в детстве заболеваниях нет, диабетом в семье никто не страдал, с некоторых пор замечаю у себя онемение кончика носа по утрам, половая функция в порядке, тройничный нерв процессом не затронут, синдромы Брудзинского отрицательные, от пальпации простаты категорически отказался, противный, в общественных и политических кружках не состою, алкоголь и вредные привычки в пределах нормы, материальнобытовые условия так себе, можно и получше, рефлексы живые, отмечается легкий тремор верхних конечностей, связанный, по словам пациента, с употреблением накануне умеренного количества спиртных напитков, что подтверждается объективным осмотром по наличию перегара в области ротовой полости, положение в постели активное, вопросов задает много и не по делу, замечен за приставанием к среднему медицинскому персоналу — медсестричке Леночке, которая и сама, кстати, была не прочь.
Лаборант походил на медвежонка.
— Фамилия моя Денискинас, я из Латвии,— представился он.— Кофе хочешь? Работа у нас непростая. Вот недавно вызывают, нужно ехать скорее: вампир-парикмахер подхватил гонорею… А у нас опять все антибиотики старший провизор в аптеке на спирт сэкономил. Я, правда, не растерялся, взял два градусника, накалил кирпич на керогазе, знаешь, красный такой, с дырочками, и ртуть в эти дырочки заложил, а после велел вампиру вместе с этим кирпичом, пока не остыл, с головой одеялом укрыться и считать до сотни. Потом, правда, вспомнил, что таким образом в старину сифилис лечили, а триппер марганцовкой надо было изгонять, однако знаешь, помогло, выздоровел вампир.