— Я почем знаю? Велели собирать контингент, как обычно, обещали поотрывать всем яйца. Интересно, чем он Людочке угрожает?
— Все собрались?
Тромбоцит Трихофитихович посербывал чай из высокого стакана с подстаканником. Начальник отдела сбережения остатков здорового образа жизни слегка притопывал ногой, выражая таким образом крайнюю степень своего нетерпения. Не вынутая из стакана ложка тихонько звенела.
— Тромбоцит Циклоферонович, а у вас в ухе не колет, когда вы чай пьете? — невинно поинтересовался я.
— Сколько раз говорил, меня зовут…— взорвался было Макрофаг, но осекся, сбитый с толку, и произнес:
— Вообще-то колет… В самом деле. А что?..
— Вы бы это,— я закусил губу, сдерживая приливы здорового смеха,— вы бы ложку из стакана вытаскивали, что ли… Иначе очень смешно получается.
Все так и грохнули.
Тромбоцит страшно выразительно посмотрел на меня, но обычной своей угрозой лишить первичных половых признаков стращать не стал.
— Вот повышу у тебя уровень гистамина да на хвостатом теле активность заблокирую, тебе все смешным казаться начнет,— пригрозил он.— И вести с полей, и программа передач на завтра.
— Как пожелаете, Тромбоцит Микроцефалович. Мне лишь одно дорого в жизни, ваше, Тромбоцит Лептоспирозович, душевное равновесие. Эти мои слова я прошу занести в стенограмму заседания и приобщить к истории нашего славного…
Тромбоцит махнул рукой, и у меня тут же свело в жесточайшей судороге жевательные мышцы.
На лице его явственно читалось сожаление, что мне по каким-то причинам покровительствует сам Закидон. Только это удерживало здравоохранительного колдуна от более решительных действий.
Коллеги по борьбе за общественный иммунитет непроницаемо молчали.
— Вот развели еще демократию,— проворчал Тромбоцит.— Лет триста назад попробовал бы кто юмором шутить. У нас разговор тогда короткий был. На кол, выкол или в подпол.
Понимать это следовало так: виновному предлагался выбор — либо глаз лишиться, либо на кол садиться, либо отправляться в подвал, на расправу к первым исследователям человеческой анатомии, палачам и живодерам.
Тромбоцит распахнул потертенькую папочку, о которой по отделу бродили слухи, будто сделана она из кожи предшественника Тромбоцита Трихофитиховича на ответственном посту заведующего отделом, волшебника и хирурга Афанасия Жирардовича Потрошителя.
— На повестку дня выношу, обормоты, вопрос первый,— огласил он.— Почему восемь человек не были привиты от почечухи дизентерийной?
Тут же руки нескольких несчастных захлестнули эластичные ремни, и в кабинет вбежали деловитые санитары в масках.
Следом ехал, поскрипывая колесиками, столик со специальными принадлежностями.
Далее на сцене появился совершенно невозможных размеров шприц с зазубренной иглой, которая по очереди вонзалась в левое плечо каждого из обреченных. Бедняга взвывал, а санитары, которых, чтобы управиться с чудовищным шприцем, требовалось аж два человека, принимались орудовать тугими поршнями, вдавливая коричневую жидкость в тело своей жертвы.
Все мужественно мычали, вскрикивая, когда наконечник иглы задевал кость.
— Ну вот,— удовлетворенно сказал Тромбоцит, когда последний из тех, кого наша медицина только что защитила от страшной болезни, скорчился на стуле, баюкая пострадавшую руку,— теперь можно приступать ко второстепенным вопросам. В дальнейшем я бы попросил избегать таких напоминаний со стороны администрации и проходить добровольную процедуру прививания в установленный государством срок.
Я, несмотря на сведенные скулы, счастливо улыбался.
Андрейка обучил меня, как вбить свое имя в базу данных. С некоторых пор там значилось, что я получил все прививки до конца текущего десятилетия. Моему здоровью ничего более не угрожало.
— Подведем итоги уходящего года,— объявил Тромбоцит. Фраза эта, учитывая, что на дворе давно уже стоял февраль, звучала как нельзя более ко времени.— Инспекторская проверка по городу выявила более полусотни крупных нарушений, зафиксированных на предприятиях города. Количество мелких нарушений превосходит количество крупных в десять и более раз…
Разбудило меня настойчивое пихание. Оно происходило от Андрейкиного локтя, которым товарищ пробуждал меня к жизни, чтобы я соизволил наконец вернуться из астральных странствий, осеняемых… осеняемых, значит… осеняемых чарами морфея.
— Совершенно недопустимый случай! — Тромбоцит ударял по столу своей знаменитой папочкой. Каждый раз от папочки отделялось небольшое облачко пыли [2].— Захожу в закусочную, заказываю гамбургер, и что мне приносят? Что мне приносят, я вас спрашиваю?
Тромбоцит Трихофитихович вынул из холодильника бумажный пакет с жирными пятнами и в сердцах швырнул его на стол.
Из пакета выкатился гамбургер, с виду совершенно обычный, разве что малость надкушенный.
Впрочем, астральным взором я без труда разглядел, в чем состояла причина Тромбоцитового недовольства.
Помимо привычных, частых в популярной иностранной продукции широкого потребления, такой, как напитки, сигареты и жевательная резинка, наговоров, призывающих покупать, тупеть и подчиняться, в гамбургере сидела совершенно недопустимая зараза.
Тот, кто наложил его, являет собой все худшее, что породил наш век, век погони за прибылями и удешевлением производства. Я затруднился бы приравнять этого человека к какому-нибудь из известных всем тиранов и душегубов. Преступление его перед обществом своей изощренностью и коварством переплюнуло даже малоизвестную в массах попытку снизить градусность водки с сорока до тридцати двух градусов, объясняя это экономической целесообразностью.
Вокруг гамбургера так и роились мелкие гипношки. Стоило кому-то взглянуть на него, как гипношки брались за дело и путем внушения улучшали вкусовые и органолептические качества бутерброда. Так что его сразу же хотелось сожрать целиком, даже не запивая животворящей колой…
Черт, и на меня подействовало!
— В обход всех нормативов! Без согласования! — ярился Тромбоцит. Видимо, больше всего ему в этой истории досаждало именно то, что проклятый нарушитель даже не озаботился согласовать свой проступок с ним, главой санитарного отдела.
Не дать на лапу, устраивая такую вредную для общественного здоровья пакость,— настоящее свинство. С этим было категорически согласно абсолютное большинство наших сотрудников и я в том числе. Тем более что хорошим тоном всегда считалось начинать давать взятки с самых, так сказать, низов нашей организации. Сначала инспектирующему, затем его непосредственному начальству, затем непосредственному начальству непосредственного начальства, затем непосредственному начальству непосредственного начальства непосредственного начальства, затем непосредственному начальству непосредственного начальства непосредственного начальства непосредственного начальства, и так, покуда не доберемся до самого верха.
— Чтобы они ко мне, сволочи, на брюхе приползли! — кричал Тромбоцит Трихофитихович. Видно было, как глубоко он оскорблен в лучших своих чувствах.— Чтобы на них больше актов было составлено, чем на Тукен-Чикен!
Что? Вы никогда не слышали о сети ресторанов быстрого питания Уткен-Чикен? Тукен-Чикен, конечно же. Еще бы. Сгубила жадность сеть ресторанов Тукен-Чикен. У них вследствие этой жадности столько заразы понаходили, что пришлось после закрытия спалить к чертовой матери. Для пресекновения распространения инфекции. А пепелища потом засыпали хлорной известью.
Прямо тут же, не выходя из кабинета, был составлен оперативный план борьбы с проклятым нарушетилем. Нарушытелем. Нарушителем.
Тьфу.
Отдел ожил, зашивелился. Зашевелился. Эта, может, кто-то поможет мне с грамматикой? А то что-то сложные слова в последнее время мне плохо удаются.
Итак, отдел ожил и зашевелился. Каждый народный контролер воспринял бессовестную выходку нарушителя как выпад против себя лично. В воздухе витал ощутимый запах вражьей крови.
2
Страшно тонкий намек: не всякий знает, что обыкновенная домашняя пыль по большей части состоит из человеческой кожи. А вы как думали? Это змеи два раза в год линяют, а мы — постоянно. Вот еще одно свидетельство изменчивости человеческой натуры.