Сверкающий разноцветными огнями проход в нормальный мир появился прямо на полу, и оттуда медленно, как на платформе, поднялся высокий чародей в длинном широкополом плаще из свиной кожи — известном наряде американских и не только гомосексуалистов.
Утка, не дожидаясь, пока маг окончательно утвердится в нашем мире, запустил в него волну необычайно сжатого воздуха. Чужого чародея согнуло пополам, от страшного удара затрещали ребра, изо рта пошла кровь, но он успел отплатить Утке, наслав на того дождь из напалма.
Это обыкновенное оружие эволюционирует, не уставая поражать нас изобретательностью своих создателей. В волшебном мире до сих пор не придумали ничего оригинальнее использования всем известных четырех стихий.
Пистолеты — для лохов и неудачников. Серьезные ребята сотрут вас в порошок без помощи свинца и пороха. Хотя стволы оперативникам все равно выдают, но то больше для понта.
Утка сумел уберечься, но потратил время на сооружение вокруг себя защитного поля. Его противник уже оправился и готовил новый удар.
Яркая вспышка света ослепила меня, и когда я наконец проморгался, все было уже почти кончено.
Поверженный чародей пытался добраться до спасительного выхода, сотворенного им из последних сил.
Мы с Уткой приняли решение одновременно, не сговариваясь, и даже стукнулись лбами, вместе бросившись к спасительному выходу.
Нас выбросило в какую-то комнатушку, прямо среди опешивших колдунов. Я узнал несколько лиц, но большинство было незнакомые. Похоже, Закидон и Аарон Поликарпович решили объединить усилия на низшем уровне.
В общем, мне страшно повезло, что лучший на свете оперативник оказался вдруг по мою сторону. Утка бросил на пол ослепляющую гранату, оказавшуюся куда действенней заклинаний. Моя сетчатка, вторично подвергшаяся воздействию яркого света, на время решила взять отгул. Утка схватил меня за руку и буквально потащил, расталкивая опешивших волшебников. По пути боец вызвал в комнате несколько мелких катаклизмов. С потолка сыпалась штукатурка, стекла вылетели, грохот стоял, как на натовских учениях во имя мира, паника завладела всеми, в том числе и мной.
Утка, впрочем, не терял самообладания.
Мы выскочили наружу, сквозь плавающие перед глазами пятна я различил деревья и лавочки. Видимо, мы все еще были в парке. В оставленном позади домике, в котором обычно, видимо, располагалась администрация или что-то в этом роде, грохот и крики продолжались уже без нашего участия. Видимо, кто-то с перепугу затеял творить заклинания. А чей-то отчаянный вопль показал, что смертоносная магия достигла цели. Полу-ослепленные колдуны решили, что враг все еще находится среди них. Битва вышла нешуточная, ветхий домик дрожал, грозя развалиться.
Несколько сосредоточенных колдунов, оставшихся снаружи, следили, чтобы никто из простых людей не увидел происходящего. Они были настолько поглощены своим занятием, что нас даже не заметили.
Впрочем, радоваться было рано. На перехват опасным преступникам уже спешили волшебники из оцепления. Видимо, даже такой вариант развития событий был кем-то предусмотрен. Закидон, не иначе. Он об Уткиных способностях всегда хорошо отзывался.
По-прежнему не выпуская моей руки, Утка круто свернул с дорожки и перепрыгнул через живую изгородь. Я в ней, конечно, запутался. Мы кубарем скатились по склону, ударяясь о деревья, и вылетели на потрескавшийся асфальт заброшенной дорожки.
Далее последовал такой забег, которого у меня не случалось еще в жизни, и никогда, хочется верить, не случится.
Утка рванул со своей правой толчковой, взяв такую скорость, что скоро его уже почти не было видно. Впрочем, несколько прожужжавших рядом зарядов, пущенных далекими пока преследователями, подстегнули меня не хуже всякого допинга.
Мы добежали до паркового пруда. На лодочной станции было малолюдно. Здесь мы все еще были в опасности. В огромной толпе трудно скрыть взрывы и прочие спецэффекты, обязательные при магическом поединке, потому нам нужно было во что бы то ни стало оказаться там, где людно.
Утка швырнул сторожу несколько смятых бумажек, запрыгнул в лодку, нетерпеливо дождался меня, и мы отчалили.
Нисколько не запыхавшись, он с такой силой отталкивался от воды веслами, что я несколько раз чуть не вывалился из лодки.
Когда мы отплыли от пристани на несколько метров, Утка повел открытой ладонью в сторону оставшихся лодок и катамаранов. Все, на чем можно было плавать, выбросило на берег и волоком протащило по асфальту, безжалостно куроча. Под лодками словно взрывались мины, выбрасывая вверх прямо сквозь днища фонтаны пара и щепок.
Если среди гнавшихся за нами магов не затесалась пара-другая водоходцев, мы сможем опередить их на целый корпус.
— Теперь будут пасти до самой электрички,— сказал Утка.— Но меня беспокоит девка. Могла выдать.
— Могла,— согласился я. Подумать только, строить глазки этому мордовороту. Да у него же, кроме мускулов, ничего нет! То ли дело я, дохлый, но обаятельный…
— Придется план изменить. Рисковать нельзя. Я знаю одно местечко, где можно отсидеться.
Мы быстро переплыли озерце и бросили лодку на другой его стороне. Здесь отдыхающих было столько, что можно было ни о чем не беспокоиться. Рассевшись на грязных, несмотря на только открывшийся сезон, пластмассовых стульях, мы ели отвратительный, совершенно жлобский шашлык и строили глазки окружившим нас волшебникам.
— До вокзала доберемся общественным транспортом,— продолжал рассуждать Утка.— Главное, оторваться от них, когда будем садиться в поезд. Нельзя, чтоб знали, куда мы едем. Придется взять билеты по нескольким направлениям…
— Так в электричку же билеты заранее не нужны!
— Вот именно. Ощущаешь, салага, тонкости оперативной работы? Тут головой думать надо, не жопой!
Терпеть не могу эти грубоватые поучения о правде жизни. Хотя некоторая полезная нагрузка в них, безусловно, присутствует.
Нет на свете более скучного поезда, чем пригородная электричка. Это я вам говорю как человек, ни разу в жизни не покидавший пределы своей провинциальной области.
Шесть с половиной часов на жестком деревянном сиденьи, скорость, соперничающая со скоростью хорошего пешехода, остановки у каждого коровника, и это все… это все… какой бы еще ужас вам живописать, чтоб проняло.
…А чтобы оторваться от преследования, нам пришлось проскочить под набирающим скорость составом. Иначе потерявшие было след колдуны неминуемо бы нас заметили. Если кто-то хочет сказать, что совершить подобное невозможно, пускай разбирается с Уткой. Когда он пихнул меня прямо под громыхающие колеса, со мной чуть было не случилась медвежья болезнь.
Потом пришлось лежать, умирая от страха, пока все триста сорок вагонов пронесутся в пятнадцати сантиметрах от моего носа, чувствовать затылком успокаивающую подошву сохранявшего ледяное спокойствие оперативника.
Орал я при этом так, что даже грохот вагонов перекрикивал, наверное.
К вокзалу мы подбирались окольными путями, после того, как Утку чуть было не подрезали прямо в троллейбусе.
Боец сломал неудачливому убийце руку, и мы сбежали до прихода милиции.
— Решили тактику сменить. Взять не смогли, теперь будут на тихую убивать,— рассудил Утка.
Мы спустились с дороги в посадку и, проблуждав по кустам и балкам около получаса, выбрались к рельсам. Здесь погоня снова нас настигла, тогда-то и пришлось скакать под колесами, на зависть всем суперменам. Я об этом буду еще внукам своим рассказывать, небрежно, как бы между прочим…
Меня беспокоила дальнейшая судьба Крошки Лили. Как поступили с ней проклятые враги и бывшие соратники?
Когда поезд кончился, «Нива» с разыскивавшими нас колдунами уже проехала. Я на некоторое время оглох, ослеп к окружающему миру. Я неподвижно лежал между рельсами, вдыхая горький запах железнодорожного полотна: запах мастики, железа, щебенки, смолы и бетона.