— Я провожу вас.
Ева пошла вверх по лестнице. Нечаев за ней, прихватив свою сумку.
— И надолго ваша сестренка приехала? — спросил он шепотом, когда они уже были на втором этаже.
— Вы же слышали. Она хочет остаться на несколько дней. Или неделю.
— А нельзя ее спровадить?
— Не получится. Люся, она такая. Раз приехала, то ее уже ничем не вытуришь.
— Жаль!
Ева провела Нечаева в угловую комнату, отделанную в изысканном пейзанском стиле. Ажурная деревянная мебель. Красивая кровать.
— Со вкусом.
— Евангелина Христофоровна была художницей.
— Я знаю.
Нечаев поставил сумку на пол.
— Вам белье принести?
— Тащи. Я сосну пару часиков. Намаялся.
— Одну минуту.
Ева вышла. Когда она снова вошла в комнату, Нечаев уже лежал на кровати поверх одеяла.
При виде Евы он вскочил.
— Давай белье. Если Ленка проснется, то пусть меня не беспокоит. Займи ее, чтобы она не нервничала. Да предупреди насчет новых гостей. А то она перепугается. Не поймет, в чем дело. Она — дама железная. Я бы сказал: железобетонная. Но здесь она выбита из колеи. Приключение на дороге ее доконало.
— Я скажу.
— Только не забудь.
— Обязательно. Что-нибудь еще?
— Ты прямо вышколенная горничная. В пятизвездочном отеле. Нет, спасибо, все.
Ева вышла, плотно прикрыв дверь.
Люська сидела на веранде оживленная.
— Ты знаешь, я даже не верю, что это все на самом деле. Живой Нечаев!
— А что, он должен быть мертвым? — вставил Антон.
Люська его шутки не оценила.
— Я имею в виду, что нахожусь рядом с популярным телеведущим, — сказала она ледяным тоном. — Хорошо, что мы взяли с собой фотоаппарат. Сделаем снимки.
— А если он не захочет? — спросила Ева.
— Почему?
— Ну, откуда я знаю?
— Тогда не говори ерунды. Снимки с автографами — это что-то! Буду на работе показывать.
Ева вздохнула. Встреча с Люськой всегда вселяла в нее чувство неполноценности, которое было трудно вытравить. Вся родня считала Люську примой. А Еву — скромной Золушкой. Причем эти роли были распределены с детства. Люся была хорошенькой девочкой с ангельской внешностью. Белокурые кудряшки и голубые глаза. Плюс — отличница. Всегда и во всем. Первая в детском саду, первая в школе. Из тех примерных девочек, с кем все хотят дружить, родители ставят в пример, а мальчишки наперебой ухаживают.
Но мудрая природа старается все распределять поровну. Яркое детство и юность двоюродной сестры начали стремительно тускнеть по мере ее вступления во взрослую жизнь.
Первый чувствительный щелчок по самолюбию Люся получила в институте, когда парень, с которым она кадрилась, женился на ее подруге. Этого Люська пережить не могла. Она ревела день и ночь, упрекая всех вокруг в своем обломе. Всех, но не себя. Точнее, свой капризный, вздорный характер, от которого сбежит любой.
Когда Люська кое-как очухалась от этой истории, она получила второй, не менее болезненный, удар. Ее перестали хвалить преподаватели. Она снизила успеваемость и стала рядовой студенткой. Как большинство на курсе.
Постепенно жизнь Люськи покатилась по наклонной плоскости. Она с ужасом смотрела, как ее подруги выходят замуж, рожают детей, устраиваются на престижные высокооплачиваемые работы. И все проносилось мимо нее. Как скорый поезд. А она стояла на вокзале в ожидании чего-то.
От этих неурядиц Люськина красота как-то высохла и поблекла. Она стала обычной молодой женщиной средней привлекательности. Но главное было в другом. На Люську никто не клевал. То ли мужики за версту чувствовали ее стервозность и желание выйти замуж любой ценой. То ли здесь было что-то еще… Сказать трудно.
Люся болезненно переживала свою личную неустроенность. Она предпринимала отчаянные попытки найти себе пару, но поскольку она слишком этого хотела, то получала облом за обломом.
Пока на ее пути не встретился Влад. Молодой, красивый мужик из Брянска. Где она с ним познакомилась — покрыто мраком. Люська молчала. Хранила этот секрет в страшной тайне. Но однажды на семейном празднике, порядком приняв на грудь, проболталась. Они познакомились по объявлению. Через брачное агентство «Ваша сваха». На другой день Люська со смехом отрицала это. Говорила, что она хотела всех разыграть. Но, судя по напряжению в голосе и злым огонькам в глазах, ляпнула она правду. Но такую откровенную и неприятную, что, протрезвев, поняла: выставила себя полной идиоткой. Но ничего поделать было уже нельзя…