Ланс бросил медали в шкатулку и легко пощекотал подбородок жены.
— Не пытайся сделать из меня героя, моя девочка. Ты просто разочаруешься.
«Весьма вероятно, он прав», — с грустью подумала Розалин. Но когда муж двинулся, чтобы бесцеремонно бросить шкатулку под обеденный стол, ее охватила необъяснимая потребность возразить ему.
— Тебя назвали в честь легендарного героя, — напомнила она ему. — Возможно, самого великого героя всех времен.
— Идея моей матери, не моя. Если бы я мог говорить на своих крестинах, то предупредил бы их, что они совершают очень большую ошибку. Я даже не очень хорошо орудую мечом.
— Нет? — Розалин с трудом скрыла свое разочарование. — Мне показалось, ты обращался с ним достаточно хорошо, когда я вошла в зал.
— Сражаясь против маленькой девочки, — фыркнул Ланс. — Если бы я встретил действительно искусного соперника, сцена смерти, которую я разыграл, могла бы быть настоящей. Не то что мой друг Рейф. Он дерется как дьявол. Лишь мой брат не уступал ему в мастерстве.
— Вэл?
Ее удивление вероятно было очевидным, потому что Ланс усмехнулся.
— О, уверяю тебя Святой Валентин когда-то очень уверенно обращался с мечом, прежде чем… прежде чем…
Ланс замолчал, его улыбка увяла.
«Прежде чем несчастный случай сделал Вэла хромым?» — хотела подсказать Розалин. Но она провела в Замке Леджер достаточно времени, чтобы понять, что здесь об этом никогда не говорили. Любого упоминание о ранении было достаточно, чтобы мягкий взгляд Вэла стал печальным, а глаза Ланса потемнели от более болезненных эмоций.
Розалин хотела спросить Ланса о том, что случилось с Вэлом, ведь это могло бы помочь ей понять мужа, но тот уже отошел от нее и поднял деревянные мечи, чтобы убрать их. Розалин последовала за ним, с удивлением заметив, что эти фальшивые клинки удостоились чести висеть на стене, под коллекцией намного более смертоносных реликвий: средневековых палашей, кинжалов и даже пары пик.
Несмотря на то, что мечи были лишь деревянными игрушками, они оказались удивительно искусно сделаны. Их рукояти украшала изящная резьба с замысловатыми завитками.
Приглядевшись получше, Розалин заметила на одном из клинков имя, нацарапанное явно в порыве мальчишеского энтузиазма.
— Сэр Ланселот, — вслух прочитала девушка.
Ланс пожал плечами и объяснил:
— Мой брат и я всегда спорили из-за того, кому какой меч принадлежит. Поэтому мы написали на них имена. Этот принадлежал Вэлу, — он указал на игрушечное оружие, которое пристраивал рядом со своим.
Но имя, аккуратно вырезанное на поверхности клинка, отличалось от того, что Розалин ожидала увидеть. Не Валентин, а…
— Здесь написано сэр Галахад[25], - прошептала она. Понимание вдруг пронзило ее. Она подняла удивленные глаза на Ланса: — Ты и твой брат обычно играли в рыцарей Круглого стола?
Слабый румянец окрасил щеки Ланса.
— Мм… я уверен, это была идея Вэла, — смущенно произнес он. — Мой отец сделал для нас деревянные мечи, после того как мы попытались стащить со стены настоящие.
— Но здесь пять штук, — Розалин в замешательстве указала на еще три замысловато украшенных игрушечных клинка, прикрепленных к стене.
— Да, эти принадлежали моим сестрам. Леди Сент-Леджер не удовлетворялись играми в попавших в беду принцесс. Ах, нет! Леони всегда настаивала на том, чтобы быть королем Артуром. Она очень деспотичная девица, страстно желающая командовать всеми. А Фиби была нашим благородным рыцарем Гавейном[26]. Последний меч принадлежал Мэрайе, нашей маленькой мышке. Ей нравилось изображать дон Кихота.
— Дон Кихота?
— Мм, да. Мышка имела склонность немного путаться в истории.
Розалин улыбнулась, но пробежала пальцами по рукоятке игрушечного меча Ланса с чувством какой-то тоски, прекрасно представляя, как весело было детям Сент-Леджеров. В старой зале должно быть эхом отдавались детские крики и смех, что так отличалось от тишины ее собственного детства, наполненного скитаниями по одиноким тропинкам в саду в компании воображаемых друзей.
— Как я завидую тебе, Ланс Сент-Леджер, — прошептала она. — Иметь брата и столько сестер. Наверно, это чудесно — быть частью такой большой семьи.
— Теперь это твоя семья, — напомнил он, лениво прислонившись к стене и глядя на нее. — Они все будут рады приветствовать тебя.
— Вы очень щедро делитесь тем, что вам дорого, сэр.
— Нет, я просто беспечен, — сухо сказал Ланс. Но странное выражение проскользнуло в его глазах, что-то близкое к сожалению. После краткого колебания он выпрямился и спросил: — Ты бы хотела увидеть их?
— Кого?
— Других членов моей семьи.
— Т-ты имеешь в виду, что они вернулись? — Розалин застыла, охваченная паникой при мысли о встрече с сестрами мужа, которых она никогда не видела. А родители Ланса… Ее рука нервно сжала воротник платья, и Ланс тихо засмеялся, поспешив успокоить Розалин.
— Нет, я говорил лишь о портретах. Они висят на дальней стене, прямо здесь.
— О, — Розалин с облегчением выдохнула. — Да, я бы хотела увидеть их.
Муж предложил ей руку, и она неуверенно оперлась на нее, положив пальцы на его рукав. Ланс повел ее к дальней стене, которая действительно была покрыта портретами поколений Сент-Леджеров. Картины завладели вниманием Розалин, и она даже не заметила, каким голодным взглядом Ланс рассматривает ее лицо.
Будь он проклят, если понимал, что делает, притащив Розалин посмотреть на заплесневелую коллекцию семейных портретов, которые он сам всегда считал скучными. Но он достиг той степени отчаяния, когда был готов прибегнуть к любой уловке, любому предлогу, чтобы она осталась с ним, чтобы задержалась там, где он мог видеть солнечный свет, играющий на ее волосах, где он мог быть чем-то большим, чем простая тень, где он мог, в конце концов, протянуть руку и коснуться ее.
Понимание того, какую власть имеет над ним эта стройная, хрупкая женщина с мечтательным взглядом, внушало Лансу страх и приводило в смятение. Она возрождала его надежды, трогала его сердце, возбуждала давно забытые желания.
Когда Розалин что-то спросила у него, Ланс склонился, чтобы лучше слышать ее, наслаждаясь просто звуком ее голоса. К сожалению, он не мог ответить на вопрос жены. Она интересовалась, как звали лихого всадника на одной из картин, но Ланс не помнил его имени.
За этими портретами стояло столько сказок и легенд, что он мог бы весь день удерживать внимание Розалин. Вэл, конечно, так бы и сделал. Впервые в жизни Ланс пожалел о том, что мало знает о семейной истории.
Единственный предок, с которым он был по-настоящему знаком, — Просперо. «Слишком хорошо знаком», — мрачно подумал Ланс. Он не отваживался даже произнести это имя, учитывая их последнюю встречу с колдуном.
Вместо этого он повел Розалин к более современным портретам. Почувствовав, как она крепче сжала его руку, Ланс начал понимать, с каким трепетом девушка рассматривала всех этих родственников, которых никогда не встречала.
Но он не был уверен, что портрет его отца успокоит ее. Запечатленный на фоне драматического пейзажа изрезанных волнами скал, Анатоль Сент-Леджер яростными черными глазами взирал на них с портрета. Художник не сделал ничего, чтобы смягчить резкость черт, которую подчеркивал бледный шрам, пересекающий лоб Анатоля. Его черные волосы были забраны в строгую косу. Мастер прекрасно передал высокий рост ужасного лорда, его ауру непререкаемого авторитета.
— Это мой отец, — сказал Ланс голосом, хриплым от болезненного смешения эмоций, которые отец пробуждал в нем: гордость, борющаяся с отчаянием. Потому что он никогда не сможет быть сыном, достойным такого отца.
— Какое замечательное лицо, — с восторгом прошептала Розалин, хотя и прижалась немного ближе к Лансу, изучая этот пугающий портрет.
— Да. К сожалению, я совсем не похож на него.
25
Галахад — рыцарь Круглого стола Короля Артура и один из искателей Святого Грааля. В легендах, где он фигурирует, часто подчеркивается его непорочность и покровительство ему высших сил и судьбы, а сам Галахад считается «святым рыцарем».
Незаконорожденный сын Ланселота и леди Элейн, с детства воспитывался монахами в монастыре. Юноша вырос крайне религиозным, прославился своей галантностью и чистотой. В день Пятидесятницы Галахад прибыл в Камелот чтобы стать рыцарем короля Артура. Молодой рыцарь сел в запретное Гибельное Сидение (Siege Perilous), которое считалось предназначенным лишь для того достойнейшего из достойных, кому покровительствует сам Бог.
В тот день собравшимся рыцарям было явлено видение в виде золотой чаши, прикрытой парчой, в которой витязи узнали Святой Грааль — чашу, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Иисуса Христа. После этого, многие рыцари Круглого Стола, и Галахад в их числе, поклялись отправиться в квест за священной чашей. По дороге Галахад получил щит Иосифа, обладавший похожими с Сидением свойствами — он был способен погубить любого, кто возьмет его, будучи недостойным.
В итоге, Галахад оказывается единственным рыцарем, которому Грааль дается в руки. После чего Галахад исчезает, и возносится на небеса как святой.
В 1982 году Международный Астрономический Союз присвоил кратеру на спутнике Сатурна Мимасе наименование Галахад.
26
Сэр Гавейн Оркнейский (англ. Gawain, фр. Gauvain) — рыцарь Круглого Стола, один из центральных персонажей Артурианского цикла, считался первым или вторым по доблести витязем, равным Ланселоту. Сын короля Лота Оркнейского и Моргаузы Тинтагель, племянник короля Артура Пендрагона и потенциальный его наследник. Старший из четырех оркнейских братьев: Гахериса (который был оруженосцем Гавейна), Гарета Белоручки и Агравейна.