Однажды она пожаловалась сэру Ланселоту, что ее обувь совсем не подходит для долгих прогулок с Лансом по каменистым дорогам. На следующий же день муж повез ее подбирать пару прочных ботинок.
А еще была ночь, когда она тоскливо упомянула при сэре Ланселоте, что так и не выполнила свое намерение посетить Тинтажель. К концу той же недели она обнаружила, что гуляет среди развалин замка, где родился король Артур, с мужем под руку.
Цепочка необычных совпадений? Розалин так не думала. На самом деле, единственное объяснение этому, которое она могла придумать, было очень странным. Каким-то образом… призрак сэра Ланселота нашел способ заботиться о ней через ее мужа.
Срезав еще несколько ветвей рододендрона, чтобы положить их в корзину, Розалин осторожно взглянула на щенка. Пеллинор обладал привычкой попадать в передряги. Как раз сейчас песик направил свой гнев на большого шмеля. Розалин бросила корзину и подхватила спаниеля на руки.
— Это не дикий зверь, которого ты должен преследовать, сэр Пеллинор, — выбранила она его. — Если ты, конечно, не хочешь оказаться с распухшим носом, советую тебе оставить этого шмеля в покое.
Не испугавшись ее нарочито грозного тона, Пеллинор просто облизал ей подбородок, так, что она почувствовала его теплое дыхание на лице. Устроившись на каменной скамье, Розалин попыталась усадить свою сопротивляющуюся ношу на колени.
Они с Лансом редко разлучались со дня их свадьбы, и она обнаружила, что его отсутствие этим утром печалит ее. Розалин скучала по мужу так же сильно, как по сэру Ланселоту в те редкие ночи, когда оказывалась слишком усталой, чтобы приходить на их встречи. Это оказалось головокружительным ощущением, когда за ней ухаживали двое таких потрясающих мужчин, даже если один — всего лишь призрак.
— Так ли безнравственно и неправильно с моей стороны желать, чтобы все это продолжалось вечно? — прошептала Розалин, уткнувшись лицом в мех собачки. Она часто думала, что должна отказаться от этих встреч, но не могла представить, как бы жила без любого из этих двух джентльменов.
Что бы она стала делать без сэра Ланселота, который так любит ее, делится с ней всеми историями и мечтами давно канувшего в Лету Камелота? Или ее безнравственный повеса-муж, который, казалось, спас ее из башни слоновой кости, открыв ей мир возможностей бтльших, чем она могла себе вообразить? Каждый день с Лансом знаменовался новым открытием, многие из которых были о ней самой.
Розалин с удивлением осознала, что она хорошая наездница. «Рожденная в седле», — так заявил Ланс. Хотя она покраснела от его похвалы, но приписала свое новообретенное умение тому, что впервые в жизни была усажена на лошадь, обладающую чуть большим характером, чем толстый, вялый пони. В отличие от тех нескольких раз, когда она каталась верхом с Артуром, Ланс не хватался каждую секунду за ее поводья, призывая быть осмотрительной.
И Ланс уважал ее мнение. Эта мысль, как никакая другая, наполняла Розалин теплым светом. Он всегда ободрял ее, когда она высказывала свои взгляды. Робкая поначалу, она обретала уверенность, давая такие практические советы по обновлению коттеджей арендаторов, что даже старый суровый управляющий Замка Леджер кивал с одобрением.
— Итак, ты видишь, Пеллинор, я не просто маленькая мечтательная дурочка, — проговорила Розалин взволнованным тоном, обнимая извивающегося щенка и вглядываясь в его черные глаза-пуговки. — Оказывается, я достаточно умная женщина.
— Уверен, что он полностью согласен с вами, — раздался веселый голос.
Розалин вздрогнула в замешательстве от того, что ее поймали поверяющей свои тайны собаке. Но с облегчением вздохнула, когда, подняв глаза, встретила улыбающийся взгляд своего деверя. Она встала со скамьи, пока Вэл, хромая, шел по дорожке. Пеллинор едва не выскочил из рук хозяйки, его пушистый хвост хлестал ее, пока песик пылко тянулся к молодому человеку.
— Мне кажется, этот негодник не может оставаться спокойным достаточно долго, чтобы с чем-нибудь соглашаться, — сказала Розалин. — Вы еще не были представлены сэру Пеллинору?
— Боюсь, мы хорошо узнали друг друга вчера, — Вэл указал на кончик своей трости, на котором теперь виднелись явные следы зубов.
— О! — Розалин виновато покраснела. — Я… я так сожалею.
Вэл лишь с кривой усмешкой покачал головой, почесав щенка за шелковистым ушком, что привело собачку в состояние полнейшего блаженства.
— Ничего страшного, уверяю вас, моя дорогая. Я и сам много раз чувствовал желание погрызть эту чертову вещь.
«Только таким образом Вэл мог пожаловаться на свое ранение», — осознала Розалин. Такой сухой сдержанной шуткой. Но доказательства были налицо: тонкие морщинки, окружающие его карие глаза, говорили о боли, слишком часто переносимой в одиночестве.
Розалин уже узнала своего деверя достаточно хорошо, чтобы заметить, когда он провел очень плохую ночь, достаточно, чтобы знать, что Вэл не хотел ничьей жалости или даже упоминания о его страдании.
Поэтому она выдавила улыбку:
— В будущем, я думаю, сэру Пеллинору лучше побыть запертым, пока он не научится вести себя в приличном обществе.
Спаниель царапался, пытаясь вырваться из ее хватки, но она не отважилась освободить его сейчас, когда не могла удержать щенка от от того, чтобы он причинил вред, ведь маленький наглец несомненно воспользовался бы тем, что хозяйка не могла уделить ему все свое внимание. Бегом Розалин отнесла Пеллинора к дому и вызвала одного из лакеев, чтобы тот позаботился о собаке.
Вернувшись в сад, она обнаружила, что Вэл поднял брошенную корзину и собрал выпавшие цветы. Неуклюже, но галантно, он вернул корзину ей.
— Приятно, что дом снова наполнен цветами, — сказал он. — Я скучал по этому с тех пор, как моя мать уехала. Это было первое, что она делала каждое утро.
— Надеюсь, она не подумает, что я покушаюсь или… или принимаю на себя…
— Совсем нет. Я уверен, что моя мать будет восхищена вами.
Его слова согрели и обнадежили Розалин, но она не могла не думать о том, что состояние младшего сына совершенно точно не вызовет у Мэделин Сент-Леджер никакого восхищения. Такой бледный, такой измученный. «Вэл, должно быть, всегда был неразговорчивым мужчиной», — подумала Розалин, но какая-то тоска, казалось, поселилась в его глазах с того дня в церкви, когда Эффи сделала свое печально известное заявление касательно избранной невесты Вэла. Тоска, полная сожаления и покорности.
Как часто Розалин, уезжая с Лансом, смеясь и шутя, замечала Вэла, наблюдающего из окна, как они удаляются. Даже на расстоянии она могла чувствовать его тоску и отчаяние, вызывающие в ней желание бросить вызов легенде Сент-Леджеров и самой исполнить роль свахи для добросердечного Валентина.
Надеясь, что ее волнение не слишком заметно, Розалин опустилась обратно на скамью, похлопав по сиденью рядом с собой, чтобы Вэл не стеснялся сделать то же. Он сел рядом с ней, немного вздрогнув, когда вытянул свою негнущуюся ногу.
Должно быть, колено беспокоило его больше обычного, и все же Розалин заметила, что он оделся для верховой прогулки в темно-желтый сюртук и бриджи из оленьей кожи.
— Мне было бы приятно, если бы вы ненадолго составили мне компанию, — сказала Розалин. — Но, боюсь, я задерживаю вас. Вы куда-то направлялись?
— Ах… нет, — Вэл посмотрел на кончик своей трости, ткнув им в сорняк. — Всего лишь в деревню.
— О! Рада слышать это.
— Почему? У вас есть для меня какое-то поручение, которое я должен выполнить?
— Нет, я просто рада видеть, что вы выбрались из библиотеки и хоть немного отвлеклись от своих исследований, — Розалин импульсивно наклонилась к корзине с цветами, которая стояла у ее ног. — Возможно, я должна собрать маленький букетик, чтобы вы взяли его с собой.
— Зачем?
— Кто знает? — Розалин легкомысленно пожала плечами. — Вдруг вы столкнетесь с прелестной молодой леди, которая…
— В Торрекомбе? — Вэл с мягким изумлением посмотрел на нее, но предостерегающе покачал головой. — Не думаю, что это возможно, Розалин. Учитывая слова Эффи.
— Эффи могла ошибаться.