Надеясь, что утро еще не так близко, как он полагал, Вэл заковылял к окну. Отдернув шторы, он увидел солнце, поднимающееся над горизонтом, первые лучи света, пронизывающие сад внизу.
Его сердце заболело от ужаса. Вэл, хромая, вернулся к брату. Нагнувшись, он взял руку Ланса.
Боже правый! Пальцы уже были негнущиеся и холодные. Холоднее, чем должны быть у живого человека. Он не мог понять, как долго Ланс отсутствовал в этот раз. Вэл боялся, что слишком долго, судя по температуре его кожи.
— Черт возьми, Ланс, даже ты не можешь быть таким безрассудным. Возвращайся обратно. Сейчас же! — бормотал Вэл, растирая руку брата, пытаясь влить немного собственного жара в его ледяные пальцы.
Мужчина в отчаянии огляделся, соображая, что еще можно сделать. Может, больше простыней. Если он укутает Ланса достаточным количеством, может быть, это поможет удержать тепло, оставшееся в теле брата, до тех пор, пока он не вернется.
А если он не вернется…
Вэл отказывался даже думать о такой возможности. Подойдя к гардеробу, он начал осматривать его в поисках тяжелой одежды или чего-нибудь еще. Занятый своей задачей, он не заметил шевеления штор, как будто сдвинутых легким бризом или призрачным созданием, которое мерцало в комнате.
В течение одного короткого мгновения Ланс Сент-Леджер парил над кроватью, испытывая суеверные чувства при взгляде на свое собственное тело. Он колебался, подбадривая себя. Воссоединение никогда не было приятным, и у него было сильное предчувствие, что этот раз будет еще хуже, чем обычно.
Он был прав.
Как только Ланс бросился вниз, он почувствовал, как будто ударился о глыбу льда — свое тело, жесткое и неприветливое. Он напрягался изо всех сил, пока лед не раскололся, погружая его в холодную реку тьмы.
Ланс оставался милосердно онемевшим в течение нескольких секунд, пока не стал чувствовать свои ноги и руки, смыкающиеся вокруг него как кандалы, прочно удерживающие его беспокойный дух. Это чувство распространялось по ногам, через бедра, вдоль рук, сквозь плечи. Каждая конечность сковывала его все сильнее, пока мужчина не почувствовал себя погребенным.
Здесь не было воздуха. Он не мог дышать. Паника охватила Ланса, и он скорчился, борясь с удушающими границами собственного тела. Его сердце, которое едва билось, вдруг бешено застучало. Все его тело конвульсивно дернулось, когда легкие наполнились воздухом.
Ланс обмяк на матрасе, делая благодарные вздохи. Медленно его сердце перешло в обычный ритм, возвращая тепло холодным костям.
Проклятье! Проход оказался узким, но он вернулся. Теперь он в безопасности в собственной коже. Пусть Ланс и не мог назвать это однозначным благом, когда начал осознавать ощущения, от которых сбежал, избавившись от своего ограниченного человеческого тела несколько часов назад. Кислый запах пота. Воспаленные мускулы, протестующие против веса отвратительных доспехов. Тупая головная боль от удара, который он получил на пляже. Ланс старался лежать тихо, не желая двигаться, даже думать.
Невозможно, потому что он не мог не обдумывать ночь, которая только что закончилась. Странную даже по меркам Сент-Леджеров. Он был атакован и ограблен неподалеку от своей собственной деревни, бродил повсюду в поисках преступника, чтобы вернуть обратно этот злосчастный меч. И в довершение всего его ошибочно приняли за призрак Сэра Ланселота дю Лака.
Единственное воспоминание, на котором было приятно остановиться, — встреча с леди Розалин. Между тем Ланс спрашивал себя, кто был более испуган их столкновением. Он полагал, что он. Она появилась, выскользнув из круга света, пройдя прямо через него с чувством наивности и изумления, подобных которым он не испытывал давным-давно. И Ланс ощутил это. Он, который никогда не чувствовал какого-либо физического контакта в состоянии скитальца.
Трудно винить Ланса за мысль, которая первой пришла ему в голову: он споткнулся о собственный дух. Что за женщина бродила по незнакомой гостинице во мраке ночи в поисках приведений? Удивительно храбрая или окончательно сошедшая с ума?
Ланс решил, что Розалин Карлион была и той и другой. Наткнувшись на него, она не убежала с криком, как это сделал бы любой другой человек. Нет, она задержалась до рассвета и увлекла его очень серьезной беседой.
Просто сумасшедшая. Но если леди и была таковой, то что случилось с ним? Ланс остался рядом с ней с опасностью для жизни, напрочь забыв о времени. О том, что должен был провести эти последние драгоценные мгновения темноты, разыскивая меч.
Как будто эта женщина околдовала его, смягчила жесткие грани его души. Ланс чувствовал себя необычно мягким рядом с ней, движимый намеком грусти в ее улыбке, положением слишком молодой вдовы. Всего лишь худенькая девочка в белой льняной ночной сорочке и с босыми ногами. Казалось, она так нуждалась в защитнике. А Ланс наслаждался игрой в ее героя, возможно, слишком сильно. Все началось с простой уловки, способа избежать неловких объяснений о том, кем и чем он был. Но потом это перестало быть шуткой.
Ланс вздрогнул от воспоминания о чепухе, которую наговорил Розалин. О том, что он обречен скитаться по земле во искупление своих грехов. Про ужасную ошибку, которую он совершил, полюбив чужую жену и погубив свою честь.
Чепуха, которая была волнующе близка к правде. Пока, наконец, он не перестал понимать, о ком говорит: Ланселоте дю Лаке или Лансе Сент-Леджере. Он сказал слишком много, обратившись к воспоминаниям, которые намерен был похоронить. Сейчас, благополучно вернувшись в постель, мужчина не имел понятия, какой дьявол в него вселился.
Вероятно, было вдвойне опасно пускаться в ночные скитания, после того как он получил такой удар по голове. Все, что он хотел делать с его ноющими мускулами и пульсирующим черепом, — это лежать и тихо умирать.
Но в этой привилегии ему было отказано. Ланс понял, что не один в комнате. Рядом с кроватью скрипнула половица.
Кто-то… кто-то укутывал его, накрывая тяжелой одеждой до самого подбородка. Заставив себя приоткрыть глаза, Ланс взглянул сквозь густые ресницы на человека, который над ним склонился.
Он сосредоточил взгляд на лице не идентичном, но очень похожем на его собственное. Тот же ястребиный нос, только прямее, те же глубокие карие глаза, только мягче, та же квадратная челюсть, за исключением маленькой ямочки на подбородке. Более худая, более измученная версия его самого. Вэл.
Ланс думал, что невозможно почувствовать себя несчастнее, чем он чувствовал себя сейчас. Он ошибался. С присутствием брата угасала любая надежда сохранить в тайне его последнюю безрассудную выходку.
Подавив стон, Ланс плотно закрыл глаза. Движения, даже такого незначительного, как это, было достаточно, чтобы привлечь внимание брата. Вэл наклонился ближе, прошептав:
— Ланс? Ты здесь? Ланс? Ответь мне!
Ланс широко открыл глаза, вздрогнув от резкого дневного света.
— Да, я здесь, — зарычал он. — Нет никакой необходимости кричать.
Бледные черты Вэла разгладились от облегчения:
— Слава Богу. Ты вернулся. Ты в порядке.
«Это спорный вопрос», — подумал Ланс сурово. Он хотел спросить, что Вэл делает в его комнате в такой час, но ответ ясно читался по измятой одежде Вэла, изможденному выражению его лица.
Его брат явно просидел с ним полночи, неся бессонную вахту около Ланса, пока тот скитался. Как, черт возьми, Вэл вообще узнал о том, что он ушел?
Другой глупый вопрос.
Ланс испустил раздраженный вздох. Разумеется, Вэл знал, когда у него были неприятности. Он всегда знал.
Дрожа от облегчения, Вэл откинул непослушной рукой копну черных вьющихся волос.
— Я думал, на этот раз ты и правда сделал это. Превратился в призрака. В течение одного ужасного мгновения я действительно боялся, что ты…ты …
— Умер? — подсказал Ланс, когда брат не смог заставить себя произнести это слово. Он с усилием оперся на локоть, сбросив меховую шинель, которой Вэл укутал его.
— Итак, что ты собирался делать с этим? Обрядить меня для похорон? Я бы предпочел мой черный костюм для верховой езды. Он бы лучше смотрелся с доспехами, тебе так не кажется?