— Что за чепуха! Мария Борисовна, вы слышали? Получается, что они навешивают на нас рекламацию!
Со вчерашнего дня он заметно изменился: лицо оплыло, кожа стала серой, нездоровой, а руки он старался упереть во что-нибудь, чтобы они не дрожали. Она покраснела и сказала:
— Почему же, так не получается.
Главный инженер поднялся с неожиданным раздражением:
— Черт-те что, над одной бумагой два часа сидим.
Она же, оказывается, и виновата, кругом виновата, Коля держится ее спасителем, а он-то и кронштейна самодельного не заметил, называется, осматривал машину, и она же еще их всех задерживает!
— Мария Борисовна, вы посмотрели вчера путевые листы? Я вас просил. — Коля прямо на глазах принимал форму большого начальника.
— В двух листах записан груз в двенадцать тонн, — сказала она так, будто сама нарушила инструкцию.
— Почему это не отметили?
— Да двенадцать тонн написали, чтобы шофер заработал, там и двух тонн не было, — сказал механик страдальчески.
— Этого я не знаю, — сказал Коля. — Я верю путевому листу, официальному документу. А если в нем приписка, то дайте мне справку из ОБХСС, что вашим документам верить нельзя.
Изобретатель хохотнул тенорком. Он был рад, что его кронштейн оставили в покое.
— Возьмите новый лист бумаги, — сказал Коля. — Я продиктую.
Он изображал усталость: даже такой пустяк никому нельзя доверить.
— Кстати, о каком кронштейне тут была речь?
Она рассказала. Коля повернулся к главному инженеру и развел руками: мол, вы даже меня, видавшего виды человека, и то удивили. Главный инженер зашевелил бумагами на столе.
— За что водителя перевели в слесари? — сказал Коля, — и не стыдно было нас вызывать? Двух инженеров оторвали от работы, командировочные, — думаете, это заводу бесплатно? Если каждая автобаза… Вы нам еще за свой счет оплатите командировку!
— Что ж это вы так, товарищи заводчане, — с вымученной улыбкой сказал главный инженер. — Вроде мы вас ничем не обидели…
— Мария Борисовна, кстати, вы устроились с гостиницей? — спросил Коля.
— Устроилась.
— А я, представьте, так я не сумел, да.
— Кажется, я здесь не нужна? — спросила она. — Отпечатаете акт на машинке, я подпишу.
— Вы далеко, Мария Борисовна? — сказал Коля. — Я бы попросил вас задержаться еще на три минуты. Вы поможете мне сформулировать о кронштейне.
Она и забыла, что этот инженер из неграмотных.
Прежде чем диктовать, Коля задумался на секунду и сказал:
— Достаточно одного кронштейна. Про путевые листы можно ж не писать в акте. Или как? Будем писать?
— Товарищ волк лучше знает, кого ему первого кушать, — ответил механик.
— Николай Сергеевич, мы же не в первый и не в последний раз встречаемся, — сказал главный.
Они написали все бумаги, отметили командировочные, и был уже конец дня. Коля задержался в кабинете главного инженера, механик проводил Машу почти до ворот. Он опять меланхолично ругал начальство, ругал приписки и говорил, что ему не с кем работать.
— Ваш завод — величина, — говорил он, как будто из-за размеров завода не приняли рекламацию. — Культура производства, техническая революция… Вам вот, к примеру, сколько платят?
— Сто двадцать рублей, — сказала она.
— Вот видите. И премии, наверно.
— Бывают.
— Рублей сто сорок выходит в общем? Вот видите.
Она не стала уточнять, что она должна видеть. Пенсионер-изобретатель вертелся около, нетерпеливо ожидая, когда можно будет вступить в разговор. Он стал доказывать ей, что из-за сварки никак не могла треснуть рама, и снова стал объяснять, как он варил шов.
— Может быть, вы и правы, — сказала она. Появился Коля, все простились, пошли на остановку автобуса.
— Уговорили меня не требовать, чтобы командировка за их счет, — сказал Коля. Она не сомневалась, что его уговорят. Он пояснил: — Не в последний раз сюда приезжаю… Как я их?
— Где вы были весь день? — не выдержала она.
— Само ничего не делается.
— Кое-что делается.
— Проверил маршруты. По инструкции наши машины для дорог с твердым покрытием. Ну, тут у них нарушений нет.
— Как же вы проверяли маршруты? — Ей хотелось сбить с него самодовольство.