Секретарша у директора была прежняя, толковая и немолодая: по бабской части за толстячком грехов не числилось. К Чехлову она всегда относилась хорошо, и сейчас искренне обрадовалась:
— Борис Евгеньевич, вернулись?
— Да нет, — улыбнулся он, — просто дело небольшое.
— Устроились куда-то?
— Прекрасно устроился. Куда лучше, чем рассчитывал.
— У Николая Егоровича люди, я сейчас спрошу…
— Да подожду я, — отмахнулся Чехлов.
Секретарша, однако, позвонила, и почти сразу люди посыпались из кабинета. Директор был не то что вежлив — гостеприимен, разве что объятия не раскрыл. Бормоча: «Сейчас, сейчас», — усадил в кресло и вытащил из сейфа два конверта.
— Вот — все, как договорились. Посмотрите на всякий случай.
— Зачем, — укоризненно усмехнулся Чехлов, — мы же не первый день знакомы. Неужели я вам на слово не поверю? Да и что я — я в данном случае вроде курьера.
— Вот это для Валерия Васильевича, — директор протянул толстый конверт, — а это, как я понял, для вас.
— Правильно поняли, — благодушно улыбнулся Чехлов. Былые обиды испарились, мстить толстячку хотя бы интонацией никакого желания не было. Мстить надо, если ты унижен. А сейчас-то унижен не ты…
— А вы сейчас с Валерием Васильевичем работаете? — осторожно поинтересовался директор.
Чехлов покачал головой:
— Да нет, я сам по себе. С Валерием просто приятели. Сколько лет вместе работали!
— Одаренный человек, — сказал толстячок, — очень одаренный. Замечательный организатор! Просмотрели мы человека, я прежде всего. Но помните, какое время было? Не талант нужен, а партбилет. Это сейчас для талантливого человека простор, а тогда — все по регламенту, везде парткомы, анкеты…
Протянуть руку на прощанье директор не решился, ограничился улыбкой и поклонами, напомнив напоследок:
— Значит, жду через месяц.
Сказано это было настойчиво, будто встреча через месяц директору была куда нужнее, чем Чехлову…
Фирма Чепурного помещалась в небольшом, но аккуратном особнячке. Чехлов позвонил снизу, секретарша попросила подождать, а потом сказала, что Валерий Васильевич передавал привет, а к нему сейчас выйдут. Вышел уже знакомый бультерьер, забрал конверт и вежливо поблагодарил. Надо же — вежливое время настало! Вот уж не думал, что доживет…
Еще не было двенадцати — весь день впереди. Но работать не хотелось: ощущение реванша хмельно и сладко качалось в груди, и эту радость просто необходимо было с кем-то разделить. Но — с кем? Чехлов тут же понял, что делить ее не с кем, на веки веков секрет фирмы. Если кто и ликовал бы вместе с ним, так это Наташа. Но и Наташе нельзя ни слова. Вот увидеться с ней — это дело другое.
Дома Наташи не было, но дали ее служебный.
— Радость моя, — сказал Чехлов, — можешь смыться?
— Когда?
— Сейчас.
— Ой, даже не знаю, — неуверенно проговорила она, — а что, надо?
— Позарез! — вполне искренне ответил Чехлов.
Когда встретились, Наташа спросила:
— Что-нибудь случилось?
— Видеть тебя хочу.
— И все?
— Ага.
— Но у меня часа полтора, не больше. Ну, два.
— Все равно ж тебе обедать где-то надо…
В кафешке у дороги пиццу подали сразу. Потом Чехлов, уже не спрашивая, погнал к той их полянке. Подстелить было нечего, он швырнул на траву старую джинсовую куртку, которую возил в багажнике на случай дорожного ремонта. Одежду с Наташи содрал мгновенно…
— Что случилось-то? — спросила она потом.
— Настроение хорошее, — объяснил Чехлов, — вот и захотелось тебя — сил нет!
Она стонала, визжала, бедра задергались в конвульсиях. Чехлов уже и не помнил, когда и с кем так было — может, ни с кем и никогда. Но, едва придя в себя, она бросилась одеваться:
— Меня же с работы погонят…
— Какой я был дурак, — сказал Чехлов, — сколько упустил! Ты бы хоть раз намекнула, что я тебе не противен.
— А сам не мог? — возразила Наташа. — Знаешь, как у меня башка пухла! Когда начальник лезет, не кайф, когда не лезет, еще хуже, начинаются всякие комплексы — может, у меня чего не так? Вроде не косая, не кривая, не горбатая…
— Ты фантастическая телка, — сказал он, — я тебя, конечно, уважаю, и все прочее, но попу тебе по спецзаказу делали. Нинке о такой только мечтать.
Наташа засмеялась и прижалась к нему.
— Не надо, — попросил Чехлов, — в столб влетим.
В который раз он порадовался тому, как повернулась жизнь. Еще два месяца назад покорно мирился с тем, что жизнь медленно идет под уклон, и мечтал только об одном — чтобы хуже не было, по крайней мере намного хуже. А ведь что такое сорок пять лет? Молодость, без оговорок молодость: свобода, азарт, деньги и молодая любовница. Любовница, у которой, если хочешь сказать комплимент, надо похвалить не душу, а задницу.