Мелькарт пил. В еде, он был уверен, даже в уличной — были жучки. Они путешествовали по кровеносной системе, а потом, сквозь гемато-энцефалический барьер проникали в мозг.
И все мысли Мелькарта транслировались напрямую Шацару. Шацар разобрался бы с ним, если бы только Мелькарт позволил себе хоть крошку с того момента, как покинул мир под медным небом.
Мелькарт вылез из-под стола, осмотрелся, а потом выпил еще водки. Водка была его топливом, без нее эта машинка никуда не поедет, он знал.
— Будь ты Инкарни, — сказал Мелькарт. — Куда бы ты пошел?
А потом он засмеялся и громко выругался.
Да-да, туда. Но куда еще? В мир под медным небом. Но куда еще?
В голове заговорил Шацар, он сказал:
— Для начала выберись из дома.
Мелькарт вздрогнул, поборол в себе желание снова забиться под стол, спросил:
— Ты что — за меня? Я же…
Мелькарт понизил голос почти до шепота и добавил:
— Инкарни!
А потом сказал уже громко, со смехом:
— Да, я — Инкарни!
— Мне тебя жалко, — был ему голос Шацара. Воистину, у богов не могло быть голоса звучнее. Этот голос шел изнутри, из самого его существа, из проспиртованных слизи и жира, оставшихся от его мозгов.
— Я дал тебе конуру, косточку и цепь. А теперь ты взбесился и тебя надо утопить. Иди и умойся.
Мелькарт кивнул, он привык исполнять приказы Шацара.
Некоторое время он просто глотал холодную, горькую на вкус, пахнущую хлоркой воду из-под крана. Зубы заломило, острая и звенящая боль отозвалась в внутри головы. Мелькарт вышел из ванной, так и не умывшись. Все его существо превратилось в сплошную, хлорную горечь.
— Не хочешь смотреть в зеркало? — спросил Шацар. — Крайне разумно.
— Нет. Нет. Не хочу. Отбой.
Кнуд со всей силы приложился головой о стену, коридор закружился и едва не свернулся в уютный комок темноты. Мелькарта много били, особенно в армии. Но башка у него, повезло, была железная.
Дымящийся холодильник искрил. Мелькарт задумчиво посмотрел на него, а потом прильнул к окну.
Машина, такая же, как та, на которой столь часто подъезжал к подъездам чужих, незнакомых, давным-давно мертвых людей Мелькарт, подъехала к его подъезду.
Этого стоило ожидать. Мелькарт перезарядил пистолет, нырнул вниз. Когда он снова выглянул, двое уже вошли в подъезд, а третий стоял у машины. Всегда забывают о третьем. Несколько раз, сразу после армии, Мелькарт был вот таким третьим. Так он и выслужился. Третий всегда помешает, всегда обманет.
— Не твой день, — сказал Мелькарт. — Выигрышная позиция — не всегда выигрыш.
Так иногда, когда картишки раскидывают, говорят. Мелькарт приоткрыл окно, прицелился и выстрелил. Третий, тоже молодой парнишка, как Мелькарт когда-то, с пару секунд качался, как цветочек на ветру, а потом свалился.
Один готов, два осталось.
Они позвонили в дверь, они всегда звонят. Мелькарт тоже звонил. Он взял бутылку водки, но голос Шацара заставил разбить ее об пол.
— Прекрати пить, — сказал он. — Иди.
Мелькарт посмотрел в глазок. Они стояли рядом: господин Милет и господин Нейраб. Первый — слюнтяй и тряпка, его будет не жалко, решил Мелькарт. Они иногда пили кофе, но как и все собаки, готовы были вгрызться друг другу в глотки за суку или корм. Что до второго — его будет жалко. Господин Нейраб был талантливый следователь и офицер хороший. У него и жена была, и дети тоже были. Он говорил, что их любил и защищал, а не Государство. Это хорошо, так Мелькарт считал, должно быть у человека, что защищать. Мелькарт приставил дуло пистолета к глазку и выстрелил. Реакция, он знал, у господина Милета хуже. Раздался крик, но Мелькарт не очень понял, чей.
— Так я открою? — спросил он громко. В ответ он получил только выстрел, железо двери прогнулось, принимая пулю. Это они зря, подумал Мелькарт, патроны нужно тратить с умом. Это Родина, может быть одна, а патронов должно быть очень много. Тот у кого Родина одна, а патронов много всегда чувствует себя в безопасности. Всегда выигрывает. То ли дело наоборот.
— Давай поговорим! — крикнул Мелькарт. — Ты и я, только мы вдвоем!
Нейраб откликнулся:
— Открывай, поговорим.
— А вот сейчас открою!
— Сейчас и открывай!
Мелькарт засмеялся, поняв, что они ведут диалог воспитанников младших классов школы для умственно отсталых. Замок щелкнул прежде, чем Мелькарт потянулся открыть дверь. Проворный мудак, подумал Мелькарт, а потом его ослепил свет ламп на лестничной площадке и оглушила боль. Одной секунды было достаточно, Мелькарт выстрелил несколько раз, ему повезло. Он попал Нейрабу в руку, сжимавшую пистолет. Чудом, вслепую.
Шацар в его голове сказал:
— Надо же, этого я не ожидал.
Мелькарт выстрелил снова, снова попал, но самому отчего-то встать сразу не получилось. Господин Милет, тот лежал неподвижно, вместо глаза у него было красное месиво. Чисто, ровно, похвалил себя Мелькарт. Нейраб, тот еще стонал и пытался отползти и взять пистолет. Мелькарт выстрелил, на этот раз не наугад. Пуля пробила Нейрабу череп, столь долго хранивший мысли о том, как бы позаботиться о своей чудесной семье.
— Не буду говорить, — выдохнул Мелькарт. — Что сочувствую. Я бы трахнул твою жену, она лапочка. Может и трахну еще.
Боль внутри свернулась комком, Мелькарт чуть не поскользнулся на крови и только спустя секунду понял, что это его собственная кровь. Он был ранен в живот, из него текло как из пятиклассницы, впервые узнавшей, зачем мама покупает прокладки.
Он облажался и сдохнет. Впрочем, не здесь, не здесь. Мелькарт запахнул шинель получше. Нет, в такой шинели в нему никто не подойдет, никто с него не спросит.
Он офицер, он при исполнении.
Он совершенно не знал, куда бежать. Мелькарт шел, оставляя за собой на снегу след из крови, прижимая руку к ране. Стемнело, и Мелькарт был этому рад.
Его хватило минут на пятнадцать. В районе, где дешевые кафе и бары жались друг к другу, как шлюхи на шоссе, Мелькарт упал. Он был абсолютно уверен, что не очнется. Он был уверен, что последнее, что ему суждено в этой жизни увидеть — вывеска про бесплатное третье пиво, но только если заказать закуску.
Нет, подумал Мелькарт, так они меня не проведут.
Закуску, значит, к пиву.
И все померкло. Очнулся он тогда, не знаю когда и там, не понимаю, где. Он сглотнул, во рту будто бы железо ржавело.
Над ним стояла женщина, чьего лица он не видел из-за платка.
— Очнулся, — сказала она так, будто Мелькарт интересовал ее не больше, чем выпавший из гнезда птенчик.
— Хорошо. Я не мог использовать на нем анестезию. Не знаю, какую реакцию она дала бы с той дозой алкоголя, которую он в себя, судя по запаху, залил.
Мелькарт решил посмотреть на свою рану, но сил приподняться не было.
— Где я? — сказал он.
Повернув голову, Мелькарт увидел в стеклянной миске пулю, кусочек металла, красный от крови.
— Моя? — спросил он.
— Это как сказать, — ответил мужчина. Он не оборачивался, смешивая что-то в чашках на столе. — Ну, можно и так считать.
— Выброси ее! — резко сказал Мелькарт. — В пулях они хранят кусочки своего мозга!
— Что с ним? — спросила женщина.
— Алкогольный делириум, может быть. Или он всегда такой. Мы не успели познакомиться, пока я в нем копался.
Мелькарт засмеялся и, кажется, это было зря. Сознание снова начало таять, и как он ни цеплялся за все, все исчезло.
Эли толкнула Амти локтем в бок, неожиданная боль заставила ее встрепенуться.
— Началось? — спросила она. — Уже Аштар?
— Сейчас будет, — сказала Эли. — Если бы ты проспала, он бы тебя убил. Башку бы тебе оторвал.
— Вероятно, — сказала Амти сдержанно. — Но — маловероятно.
Они сидели на трибуне, Эли грызла вкусно пахнущее зеленое яблоко, а вот Амти к ним уже месяц не притрагивалась, все еще переживая свой предыдущий плачевный опыт.