— Слушаюсь, товарищ капитан.
— Михаил Борисович, — обратился капитан к Анохину. — К девятнадцати у тебя будет готово заключение по аппарату?
— Боюсь, что нет. Конструкция совершенно незнакомая, и возможностей его я не знаю. Найти бы компетентного специалиста…
— Игорь Васильевич, — подошел Влад к директору. — Кто у нас в городе самый компетентный специалист по автогенным аппаратам?
— Безусловно, Ион Филиппович Рошу, — не задумываясь ответил Диордиев. — Завкафедрой резки и сварки в Политехническом.
— А можно сейчас с ним связаться?
Диордиев посмотрел на часы:
— Думаю, что можно…
— Позвоните ему, пожалуйста. Объясните по секрету, что к чему, и спросите, когда и где можно ему аппарат показать…
Директор ушел звонить.
Виктор Федорович тем временем уложил свой чемоданчик. Потом достал из него мелок и провел по полу черту от одной торцевой стены до другой, отделив полосу шириной метра два.
— Кто будет здесь находиться, — сказал он, — прошу за черту не переходить. Там мы еще не все осмотрели. Ясно?
— Ясно, Виктор Федорович, — ответил сержант.
— Сейчас распоряжусь, чтобы вам сюда стулья принесли. Вдвоем будете дежурить?
— Вдвоем.
Анохин уложил аппарат в мешок. Все вышли из мастерской и стали подниматься наверх. Остался один сержант Балан.
Когда капитан одним из последних, рядом с Анохиным, несшим мешок с аппаратом, поднялся в вестибюль, его окликнул директор института. Влад остановился. Диордиев подошел к нему:
— Я позвонил Иону Филипповичу. Он готов хоть сейчас осмотреть аппарат.
— Спасибо!.. Михаил Борисович, сейчас наша машина придет. Садись, бери аппарат и езжай в Политехнический.
— В главный корпус?
— В главный, — ответил Диордиев. — Кафедра сварки и резки металлов. Спросите Рошу.
— Есть. Поехал.
Влад подозвал сержанта, стоявшего у входных дверей вместе с вахтером, и сказал, чтобы он, после того, как освободится здесь, то есть после того, как схлынет поток выходящих с работы сотрудников, шел в мастерскую. Потом проинструктировал старшину за столиком, чтобы тот не рылся в дамских сумочках, а досматривал у выходящих только портфели и большие сумки. Покончив с этим, он присоединился к группе, поджидавшей его у ступенек подъезда. От группы остались, собственно, лишь четверо — Гурский, инспектор Орлов, фотограф и сам Влад. Был с ними еще и комендант, которого Влад попросил их сопровождать.
Все спустились к стене здания и пошли вдоль нее мимо стоянки служебных автомашин. Впереди оживленную магистраль преграждала высокая глухая стена каких-то складов, и улица резко, под прямым углом, сворачивала вправо. А прямо уходила другая, боковая стена складов. Между этой боковой стеной и продолжением здания НИИ тянулся узкий — вдвоем не разойтись — проход. Не доходя нескольких шагов до этого прохода, комендант сказал:
— Три крайних окна — мастерская, где вы были.
Дальнее, третье окно в упор смотрело на белую стену складов. А два других выходили как раз туда, где улица под прямым углом поворачивала направо.
Влад остановился и остановил Сашу, взяв его за плечо:
— Из этого окна, — указал он на самое ближнее, — если встать там внутри на табуретку, должен быть виден угол улицы и автобусная остановка…
Орлов смотрел на окно, утопленное в приямке, потом на угол:
— Определенно будет видно.
— А теперь будь другом, перейди туда, на остановку. Что оттуда увидишь?
Саша перебежал улицу, встал на углу, огляделся по сторонам. Потом вернулся:
— Подъезд института хорошо просматривается. Оттуда могли сигнализировать в мастерскую, давать знать, когда кассирша уехала, когда приехала…
— Вот и я об этом подумал… Завтра проверим.
— Почему не сегодня?
— Сегодня времени нет. Нам ведь скоро у начальства быть надо.
Дошли до конца прохода, и перед ними открылся обширный пустырь, который Влад видел из окна кабинета Булата. В конце прохода, на пустыре, их ждали товарищи.
Фотограф и комендант остались стоять на углу здания института, а Влад, Гурский и Орлов прошли вперед вдоль стены склада и вскоре наткнулись на несколько старых, с отбитыми углами, бетонных плит перекрытия, брошенных здесь в свое время строителями. Плиты лежали друг на друге. Все трое взобрались на верхнюю.
Виктор Федорович достал из чемоданчика полевой бинокль, приставил к глазам, обвел взглядом пустырь. В объективе бинокля четко вырисовывалась узкая черная полоса, пересекающая пустырь и ведущая к заколоченным дверям запасного выхода.