— Женщину я подвозил.
Влад достал из стола фотографию, показал таксисту:
— Эту?
— Эту самую.
— Откуда привезли? Как она вела себя? Что говорила?.. Да, простите, ваша фамилия?
— Ильин Николай Кузьмич… Подвез от республиканской больницы. Как вела себя? Возбужденная была такая. Все о сыне рассказывала…
И таксист Ильин поведал, как заехали они из больницы в детский сад, где пассажирка пробыла минут пять, как помрачнела она после детского сада, занервничала, стала торопить, как забыла расплатиться у подъезда института… Нет, никаких сомнений в ее правдивости, когда она о сыне говорила, у него не возникало. Очень она искренне говорила. Возмущалась глупым розыгрышем со звонком… Посадил он ее примерно в половине второго, может, чуть раньше. Да, раньше, потому что, когда подъехали к институту, он взглянул на часы — было без четверти два…
— А правда, что в том институте кассу очистили, полмиллиона взяли?
— А вы откуда знаете?
— Да у нас весь таксопарк только об этом и говорит!..
В дверь постучали, и вошел Орлов, пропуская вперед себя бледного помятого Мишу.
— Привел? Пусть Чабаненко пока в коридоре посидит, а ты входи…
Подождав, пока Миша вышел в коридор, Влад спросил таксиста:
— От института вы пустым ехали? Никто к вам не сел?
— Сел клиент.
— Как он выглядел?
— Небольшого росточка, худенький, белобрысый. Лицо остренькое — на крысу похож… На вид — лет сорока.
— Во что обут был, не заметили?
— Как же? Заметил. День жаркий, все в сандалиях ходят, а на нем ботинки шнурованные, тупоносые такие. Черные…
— Наблюдательный же вы человек!
— Профессия такая.
— Тогда может быть обратили внимание — чистые ботинки?
— Запачканы немного. Внизу, у подошв — грязь засохшая.
— Вот это наблюдательность! — повернулся Влад к Орлову. — Любой другой пропустил бы эту деталь!
— Да и я пропустил бы, — сказал Ильин. — Но очень меня удивило, что оба ботинка обычные…
— Что значит «обычные»?
— Так он же инвалид. Одноногий. Вместо левой ноги протез коричневый. Когда садился, у него левая штанина задралась, я и увидел протез. А ботинки обычные, как у здорового человека.
— При ходьбе хромал?
— Подходил садиться, я его не видел. А вышел — прихрамывал.
— Где вышел?
— У вокзала. В вокзал через главный вход вошел.
Влад все тщательно записал.
— Последний вопрос: в руках у него ничего не было?
— Нет.
Влад протянул таксисту протокол. Тот прочел и расписался.
— Огромное вам спасибо, Николай Кузьмич! Очень вы нам помогли… Уезжать никуда не собираетесь?
— Нет. В отпуске я уже был… Вы запишите номер моей машины.
— Зачем?
— Подскажите гаишникам, чтобы меньше придирались. А то у них есть такой лейтенант Акулов. За каждый пустяк штрафует или дырку в талоне рубит…
— Ну лейтенант Акулов может нас и не послушать!.. А за помощь спасибо!
Оба пожали таксисту руку. Он вышел.
— По времени совпадает, — сказал Орлов.
— Случайное, по-моему, совпадение. Вряд ли этот инвалид перспективен… Позови-ка Чабаненко.
Саша приоткрыл дверь. Миша робко вошел.
— Садитесь, — предложил Влад, кладя перед собой на стол бланки протоколов. — Следователь городского управления милиции капитан Влад Мирон Петрович… Допрашиваетесь как подозреваемый.
— В чем подозреваемый? — спросил Миша, не поднимая на капитана мутных глаз.
— Сейчас узнаете… Фамилия, имя, отчество, где работаете?
Преодолевая похмельный озноб и разламывающую затылок боль, едва ворочая пересохшим языком, Миша ответил на формальные вопросы, а потом стал отвечать на вопросы по существу. Рассказал, как встал сегодня в девять утра, как поругался с женой, доведя ее до слез, как ушел из дома не позавтракав, как пришел на работу в половине одиннадцатого…
— Почему так поздно? — спросил Влад. — Ведь у вас работа в девять начинается.
— Заказов у меня на сегодня не было… А на полпервого меня в военкомат вызывали.
— Ладно, о военкомате потом… Видел вас кто-нибудь из соседей до ухода на работу?
— Толя Тимофеев видел, его жена… Во дворе еще Чезару Петкову встретил из четвертого подъезда…
— А на работе кто вас видел? С кем говорили?
— Да ни с кем я там не говорил…
— А с Гонцей? С кассиршей? — спросил Орлов.
Вопросы теперь они задавали поочередно, взвинчивая темп допроса. Миша смущенно опустил голову: