— А где она, новая насадка?
— Серегин ее в ручей выбросил в ночь на субботу.
— Обманул он тебя. Оставил у себя насадку. Зачем? Ты, когда ее делал, голыми руками за нее брался. Отпечатки пальцев. Они ведь тебя отравили бы после дележа денег…
Майя с ужасом посмотрела на Евгения.
— Отравили бы. А насадку мы бы нашли. И по отпечаткам установили бы, кто сейф вскрывал. А с покойника какой спрос? Вот мы и закрыли бы дело… Ну дальше все шло, как по нотам. Гонца уехала. Ты рюкзак с автогеном за спину и по лестнице запасного выхода — наверх. Сразу через три ступеньки перепрыгивал. Начался обеденный перерыв. А ты знал, что Булат всегда на обед уходит и никогда раньше времени не возвращается. И проник без опаски к нему в кабинет. Был ты в брюках цвета хаки, в такой же штормовке, в вязаной лыжной шапочке, в кроссовках фирмы «Флоаре», в перчатках кожаных, с накладными бородой и усами, в темных очках. При себе — веревка альпинистская, проволочный крючок и фланелевая тряпка. Так?
— Так, — изумленно ответил Евгений.
— В кабинете Булата привязал ты веревку к стояку отопления, спустился по ней на один этаж, открыл нижний запор окна проволочным крючком через форточку. Верхний запор просто рукой открыл. Толкнул окно, фланелевую тряпку положил на подоконник, прежде чем ногу поставить… Так?
Доля кивнул.
— В кассе сразу же аппарат наизготовку, резанул по сейфу. Деньги выгреб в рюкзак и по веревке назад в кабинет Булата…
— Я сначала аппарат на веревке спустил. Николай с лестничной площадки через окно вылез и принял…
— Об этом мы не догадались. Думали, с собой взял аппарат… Окно в кассу по совету Серегина запер?
— Да.
— Взяв деньги, ты поднялся по веревке к Булату, вышел, запер за собой дверь. Дверь на лестницу тоже запер и бегом вниз. Каждый марш в один-два прыжка одолевал. В мастерской ты сменил резак на аппарате и подбросил в карман куртки Чабаненко четыре десятки…
— Подбросил? Я даже не знал об этом!
— Значит, Серегин подбросил… Вылезли вы с ним в окно, что с лестничной площадки на пустырь ведет, заперли окно тем же способом, что и в кассе, и разошлись. Серегин на такси к вокзалу поехал. Вот и все… Давайте картошку есть!
— Мы с Жанной сели в автобус и тоже на вокзал поехали… Скажите, вас Майя сюда послала?
У Майи от жгучей обиды задрожали губы. Глаза наполнились слезами. Она склонилась над плитой, где жарились котлеты.
— Нет, — сказал Мирон, словно не замечая, как задели Майю эти слова Евгения. — Был я на улице Лазо. Тебя там не застал и сообразил, где ты. Знаешь, чем Майя рискует, пряча тебя здесь? За укрывательство преступника, которого должны судить по такой серьезной статье, как у тебя, ей немалый срок полагается! Я верю, что ты твердо решил явиться с повинной. Вот ты и ушел с улицы Лазо сюда, чтобы Гаранин и Сутеева… ну, Серегин и Вишневецкая тебе в этом не помешали. И меня ты здесь не видел. И сейчас не видишь. Ясно?
— Ясно! — улыбнулся Евгений.
Заулыбалась и Майя, подавая на стол большую сковороду с котлетами и прижаренной вареной картошкой…
От Майи Влад поехал на вокзал. Разыскал старшего усиленной группы, наблюдавшей за камерой хранения. Им оказался знакомый лейтенант из линейного отдела.
— Слушай, Миша, — отвел его Влад в уголок. — У меня к тебе просьба. Личная и секретная… — Влад показал лейтенанту фотографию Доли. — Этой физиономией располагаешь?
— Располагаю. — Лейтенант вынул из кармана кителя и показал Мирону такую же фотографию.
— Парень хочет с повинной явиться. Не будем ему мешать. Он придет сюда завтра утречком часикам к восьми. Пусть заберет из камеры рюкзак с деньгами.
— Да ты что?! — изумился лейтенант.
— Под мою ответственность. Только поручи двум ребятам понадежнее, чтоб его до управления провели. Так, на всякий случай.
— Тогда другой коленкор! Тогда, конечно, можно.
— Ну вот и спасибо!
В понедельник утром, когда еще и семи не было, в квартире, где жил Влад, раздался звонок. Заспанная соседка открыла дверь. Вошел сияющий улыбкой Павел Мику с двумя неизменными фотокамерами на груди и с сумкой на ремне через плечо.
— Анна Трофимовна, голубушка, здравствуйте! Извините, что так рано! Мне бы Мирона…
— Здравствуй! В комнате твой Мирон. Заряжается.
Павел вошел без стука. Мирон, в одних трусах, выстаивал на голове положенное количество минут. Павел быстро поднес к глазу фотокамеру, щелкнул.