Странное и противоречивое время этот самый НЭП. Есть все, но не везде и не у всех. Можно учиться где угодно, но не всем и не всегда. Можно запросто совершить какую-нибудь эксцентричную выходку публично, но не каждый может себе это позволить. Вот, например, один из знакомых Лелечки проиграл пари и во исполнение его в один из летних дней горожане с удивлением наблюдали, как по Невскому проспекту от Московского вокзала и до Главного штаба едет скрипучая и драная пролетка, запряженная форменным одром, а в ней с царственным видом, опираясь на роскошную трость, сидит какая-то фантастически неуместная здесь личность в черном фраке-визитке, в цилиндре, белых перчатках с моноклем в глазу и огромной сигарой в зубах.
Но шутки-то шутками, а происходили в то время дела и далеко не шуточные. Полным ходом шла негласная травля евреев. Им отказывали от продвижения по службе. Их не принимали на работу и увольняли под надуманными предлогами. Им закрывали доступ в высшие учебные заведения.
Еще один из знакомых Лелечки, молодой и талантливый еврей-художник, умница и эрудит поступал в Академию художеств. Поскольку отказать формально в принятии не могли, то решили просто завалить на вступительных экзаменах. Попытались, и не вышло. Все было сдано с блеском даже сверх всяких программных вопросов. Понятно, что для парня вся эта мышиная возня секретом не была. О негласных директивах по поводу евреев осведомлены почти все. Так вот, наступил последний экзамен. Какой уж я не помню, да, это и не столь важно. Что-то вроде естествознания. На все вопросы отвечено по высшему разряду и придраться не к чему. Тогда экзаменатор пошел на хитрость и задал дополнительный вопрос в заведомо бессмысленной форме: "Что вы увидите, если посмотрите на небо в микроскоп?". Вероятно, расчет был на то, что как любой нормальный человек, спрашиваемый, воспримет это просто как оговорку или пропустит мимо внимания и станет развивать тему телескопа. Вот тут-то его и сшибут влет. Но парню настолько опостылела вся эта дикость, что он ответил: "Дураков на свете много, а на небо и в драный лапоть смотреть можно". Получив два балла за этот щелчок по носу экзаменатору, он забрал документы и ушел, сняв на память, со стоящей в вестибюле бронзовой статуи Давида фиговый листок с причинного места. Так этот Давид и стоял потом несколько лет без листка.
У Лелечки еще со времен учебы в Анненшуле ближайшей подругой была еврейка Лена Немзер. Подруги походили по вузам и убедились, что единственное учебное заведение, куда могла бы поступить Елена - это лишь индустриальный техникум. Вот обе туда и поступили. Одна от безысходности, а другая из солидарности с подругой. Так и получилась вместо артистки техник по горюче-смазочным материалам.
…Войну с подачи пропаганды народ поначалу воспринимал как победное, шапкозакидательское шествие, а боевого опыта в войсках почти никакого. Что же говорить о нас, аэродромных девчонках, призванных в армию в силу специальности или вольнонаемных. Приказали нам отрыть траншею для защиты себя при налетах. Мы и выкопали ее глубокую и прямую как стрела. Получилось очень красиво.
Поскольку аэродром тыловой и не бомбардировочный, то у него не было такого сильного прикрытия как у прифронтовых. Налеты случались, но не очень часто. Самолеты наши маскировались хорошо, и особых потерь среди техники не было. Но вот около аэродромные строения, возведенные в мирное время, никуда ведь не спрячешь, а службы, которые сплошь состояли из женского персонала как раз там и обретались. Вот по этим постройкам иногда и начиналась пальба, когда налетали мессершмиты. Но чаще это был только один из них, который повадился к нам почти регулярно.
Это был какой-то странный немец. Подлетал незаметно и давал очередь по крыше. Пока он разворачивался, все девки высыпали из дома и, сломя голову неслись в свое красивое укрытие. Потом начинался аттракцион. Мессер заходил на атаку и палил по траншее. Мы же в это время прижимались к той стенке траншеи, которая не простреливалась с мессера. Он заходил с другой стороны, а мы прижимались к другой стенке. Погоняв так нас несколько раз, немец улетал и появлялся снова через день-другой. Крыша на нашем здании превратилась в решето, а из женского персонала так никто и не пострадал.