Владу показалось, что его собеседник внутренне облегченно, даже удовлетворенно вздохнул.
— Серегин подсел ко мне на стадионе. Познакомились…
— Это было?
— Второго августа. На следующий день познакомил с Жанной.
— И она тебе сразу очень понравилась как женщина?
Доля кивнул:
— Очень она меня к себе расположила. На откровенность вызвала. А у меня как раз конфликт возник с начальником отдела…
— С Булатом?
— С Булатом… Вы знаете суть конфликта?
— Знаю.
— В общих чертах, наверное?.. А знаете, что он более трех лет меня обкрадывал, присваивал себе мои рацпредложения и изобретения? А за автогенный перфоратор мне пришлось даже морду ему побить…
— И об этом знаю. Продолжай о Вишневецкой.
— Продолжаю. Мы стали встречаться с ней каждый день…
— Где?
— Сначала у Серегина, а потом у нее. Стали жить.
— Когда остался у нее первый раз?
— Седьмого. Вели с ней длинные разговоры о том, что нечего мне на Булата холку гнуть, что голова и руки у меня золотые и было бы у нас много денег, уехали бы мы куда-нибудь, домик бы купили. Я работал бы где-нибудь на скромном месте, занимался бы изобретательством, сам патентовал бы, без всяких Булатов. Ей тоже надоело проводить молодость медсестрой в больнице…
— А в какой больнице она работает?
— Не знаю. Она не говорила, а я не спрашивал… Словом, дело, говорила она мне, за деньгами. Где их взять — Николай подскажет.
— И подсказал?
— Подсказал… А почему вы меня не у себя допрашиваете? Не в милиции?
— Есть причины. Скоро узнаешь. Сейчас я тебе должен кое-что показать. Специально для тебя захватил. — Влад достал из кармана паспорт. — Посмотри-ка!
Доля раскрыл документ, взглянул на фотографию:
— Жанна…
— Нет, ты прочти.
— Перуанская Галина Викторовна… Ничего не понимаю!
— Сейчас поймешь. Что там в паспорте лежит?
Евгений перевернул страницу:
— Билет на самолет. Выписан Перуанской. На завтра!
— И у Серегина билет на этот же самолет. Тебе забыли купить. Когда деньги должны забрать из камеры хранения?
— И об этом знаете?! Они что — уже все рассказали?.. Впрочем, неважно. Сначала хотели двадцать восьмого, когда мой круиз кончится и я в институт вернусь. А вчера Жанна сказала, что узнавала — срок хранения трое суток. Потом все просроченные ячейки вскрывают. Если, говорит, в понедельник не возьмем — все старания коту под хвост. Уговорила пойти завтра утром… Жаль, что вы пришли сюда…
— Почему?
— Потому что теперь вы мне не поверите. А я ведь хотел утром, до возвращения Жанны с дежурства, пойти на вокзал один и принести деньги в милицию…
— С повинной явиться хотел? Но как бы ты сумел деньги взять? Ты ведь знаешь только свои две цифры.
— Смог бы. Я набирал вторым. Попросил Серегина отойти, чтобы он щелчков не слышал — я ведь уже немного догадывался, что это за птица. Он отошел. Я, когда стал набирать, отодрал кусок пластыря, которым он свои цифры заклеил, посмотрел, что он набрал, и на место прилепил…
— Что же получилось?
— Сорок третья ячейка, Д682. Я восемьдесят два набрал — число своих лет. Только цифры местами поменял.
— Майе ты говорил, что хочешь явиться с повинной?
— Сказал в такси, когда мы от Жанны сюда ехали.
— Тогда я тебе верю… Ты знаешь, что добровольная явка с повинной не избавляет от наказания?
— Знаю. Но что попишешь!..
— Теперь слушай внимательно. Твоя Жанна… Впрочем, сначала она была Еленой Сутеевой. Потом, в шестнадцать лет, убежала от родителей и стала Нонной Чарской, затем — Жанной Вишневецкой, а теперь чуть было не стала Галиной Перуанской. Ладно, пусть Жанна. Так вот, твоя Жанна ни в какой больнице не работала и ни на какие дежурства не ходила. Она вообще в своей жизни не работала ни часа, если не считать работой ложиться с мужиком в постель, опаивать его снотворным, а когда он уснет — очищать карманы!..
— Не может быть!.. — выдохнул Доля, взявшись за голову.
— У Серегина, который тоже совсем не Серегин, изъяли шесть чистых паспортных книжек, которые он заполняет на любые фамилии. Эти книжки Жанна выгребала из карманов у мужиков, когда они засыпали. Выгребала вместе с деньгами, за которыми и охотилась!
— Не может быть! Не может быть! — повторял Доля, словно заведенный, зажмурив глаза и покачиваясь, как при сильной зубной боли.
— Было! Ты когда с ней ночевал, тебе спать хотелось? Засыпал быстро, спал как убитый и просыпался с тяжелой головой?
— Да…
— Вот видишь? Перед тем, как лечь, вы ведь с ней выпивали?
— Каждый день.
— Она и тебя отпаивала. И уходила на свою «работу» или ночевать к Серегину. А утром лежала рядом с тобой как ни в чем не бывало. На ее совести есть и отравления. Мы нашли у нее почти полкило сильнодействующих снотворных препаратов. И нашли цианистый калий. Если бы вы завтра забрали деньги, она не задумываясь отравила бы и тебя, чтобы присвоить твою долю!
Робко звякнул звонок.
— Пойди, открой Майе, — распорядился Влад. — Остальное можно и при ней.
Евгений пошел открывать, а Мирон, совершенно разбитый после этого разговора, подумал, что поступает правильно. Пусть и не совсем законно, зато по-человечески правильно. Ради Майи…
Открыв дверь, Доля сразу же вернулся в комнату. Вслед за ним вошла взволнованная Майя. Мирон заметил ее состояние.
— А мы тут с твоим Жекой поговорили по душам, — весело сказал он. — Мне нужно рассказать еще немного, и пойду домой…
— Мне выйти? — спросила Майя.
— Нет, нет! Тебе тоже интересно будет послушать.
— Но мне надо что-нибудь поесть приготовить.
— Тогда и мы пойдем на кухню. Евгений там картошку не дочистил — я помешал. Так мы вдвоем дочистим!
— Нет-нет! Ни в коем случае! — энергично запротестовала Майя. — Еще чего не хватало!.. Я сама!
Все трое прошли на кухню. Мирон и Евгений принялись, игнорируя протесты Майи, чистить картошку. Майя поставила кипятить воду и стала разбирать хозяйственную сумку.
— Слушай, Евгений, внимательно, — начал Мирон. — Если в чем ошибусь — поправишь… Позавчера вышли вы от Серегина часа в три ночи, перешли насыпь и через пустырь направились к институту…
— Вы и тогда уже следили за нами?
— Тогда мы еще ничего не знали ни о вас, ни о ваших планах. И Влад рассказал, как дошли они до ручья, как Доля перепрыгнул ручей, а Серегин перешел по доске, как не доходя пару метров до асфальтовой дорожки вдоль стены института, они счистили о траву грязь с обуви и поснимали друг с друга с брючин крохотные шарики репейника, как Серегин фомкой оторвал доски, которыми была заколочена дверь, а Доля открыл ее изготовленным ключом, как Серегин вылез наружу через окно лестничной площадки, приладил доски на место и снова влез, как сидели они возле двери в мастерскую и курили сигареты «Мальборо»…
— Я не курю. Курил Николай. Но как вы узнали? Он же все окурки с собой забрал!
— Узнали. — Мирон бросил в миску последнюю очищенную картофелину и Майя стала мыть картошку под краном. Мирон подумал, что недолго высидел бы живым, если бы напротив него за маленьким столиком чистил бы ножом картошку не Доля, а Серегин. — Узнали, как видишь…
Влад стал рассказывать дальше. Как Доля, дождавшись времени, когда Чабаненко должен уйти в военкомат, куда вызвал его фальшивой повесткой Серегин, открыл ключом дверь с лестничной площадки в мастерскую, как залезли они на верстак и стали смотреть за сигналами Жанны, как узнали по этим сигналам, что Булат ушел, а Гонца привезла деньги, как Жанна позвонила с ложным сообщением, а затем просигналила, что Гонца уехала, как Доля достал из-под кучи тряпья автогенный аппарат своего изготовления и сменил на нем насадку — резак…
— Как?! И об этом знаете? Насадку я две ночи делал в мастерской в строгом секрете! Расчет какой? Я старый резак потом на место поставил, а новый унес. Экспертиза заявит, что разрез нельзя сделать таким резаком, то есть — таким аппаратом. Значит, сейф вскрыт неизвестно чем!