Даша не сразу уловила логику рассуждений Аркадия, поняв, нахмурилась, застыла.
— Значит, он...
— Может быть. Милиция пока не может найти тех. Могу ли я скрывать, при каких обстоятельствах мой велосипед оказался в милиции. Правда, никто не знает — меня пока не тревожили.
— И ты хочешь заявить?
— Надо бы, Даша. Ведь...
— А вдруг твой велосипед оставил там его друг, а не Олег. Мог же он дать покататься. Или у него тоже, как и у тебя, взяли без спроса.
— Может быть. Но ведь он, Олег, привел велосипед — чужой. Сказал, что друг катался, разбил.
Даша порозовела от волнения. Почувствовав беду, она бросилась на помощь брату без раздумий.
— Ты, конечно, еще не донес на Олега?
— Да я... Я не доносчик. Ждал тебя... посоветоваться. Твой брат мне не чужой.
Даша улыбнулась и чмокнула парня в щеку.
— Аркаша, да неужели Олег сделает это? Ты, наверное, все знаешь, но скрываешь от меня. Признайся. Отец у тебя милиционер, ты говорил ему об этом?
— Нет, Даша, я ничего никому не говорил. Надо поговорить с самим Олегом, я его не могу поймать.
Даша снова с удивившим Аркадия кокетством поцеловала его, погладила по плечу.
— Даша, молчать нельзя, в городе ищут хулиганов, надо заявить в милицию, это поможет им в розыске.
— Вот как! — Даша отступила на шаг и смерила парня уничтожающим взглядом. Аркадий обомлел, ему стало не по себе, даже томительно под таким взглядом девушки. — Клялся, что любишь. Теперь я вижу!.. Аркадий, если ты действительно любишь меня, ты должен молчать до тех пор, пока я не сниму запрета. Я сама поговорю с Олегом. Мама у нас больная. Если что случится с Олегом, она не выдержит. Ведь ты не желаешь беды нашей семье?
— Даша!.. — воскликнул Аркадий, не в силах переносить сурового взгляда и жестоких слов любимой. — Даша, я прошу тебя...
— Аркадий, — перебила девушка. — Я прошу тебя ничего никому не говорить. Слышишь? Я все узнаю об Олеге, скажу тебе. Ни слова, милый. Прощай! — и, быстро перебежав дорогу, не оглянувшись, Даша скрылась в подъезде.
«Почему — прощай?» — тоскливо думал Аркадий, растерянно стоя на тротуаре. Обида вползала в его сердце. Колебания, которые он испытывал последнее время, сегодня уперлись в груди острым ножом — шагнуть вперед и порезаться, либо пойти на сделку с совестью, подружиться с ложью.
Аркадий не заметил, как добрался до дома, медленно поднялся по лестнице, чувствуя себя несчастным человеком.
Мать встретила его неожиданным вопросом:
— Где ты шатаешься? Отец тебя ждал.
Аркадий виновато посмотрел на мать. Людмила Андреевна осеклась, переменила тон.
— Что с тобой?
— Папа дома? — спросил Аркадий, не ответив на вопрос матери.
— Нету, — и добавила со вздохом: — Опять ушел на работу. Он вроде бы заболел, лежал вот, мучился сердцем. Слабеет он, сынок, слабеет. Умывайся. Может, ванну примешь? Вода еще теплая.
Мать ушла на кухню. Аркадий бросил взгляд на разбросанные по письменному столику бумаги. Паспорт велосипеда лежал отдельно раскрытым.
— Кто это рылся, мама?
— О чем ты? — откликнулась мать с кухни.
— Да вот, паспорт велосипеда...
— Отец интересовался, откуда у тебя черный велосипед, — ответила как можно спокойнее Людмила Андреевна.
— А-а-а, — протянул Аркадий. И сразу пришло желание бежать к отцу, уткнуться в ласковые ладони, рассказать о своей обиде и беде.
XXIII
В кабинете Белова шло совещание, когда неожиданно вошел начальник угрозыска министерства подполковник Барабанов. Белов вскочил первым, вытянулся по-военному. Его примеру последовали присутствующие.
— Здравствуйте, товарищи, — ответил подполковник и сразу же спросил у Белова: — Вы уже кончили, товарищ капитан?
— Да, почти, — ответил Белов.
— Мне надо с вами поговорить.
Капитан кивнул головой и сказал присутствующим:
— На этом закончим, товарищи.
Кабинет быстро опустел. Барабанов сел в кресло у стола, закурил трубку.
— Слушаю вас, Василий Харитонович, — сказал капитан, присаживаясь в кресло напротив.
— Вот какое дело, Арсентий Сергеевич: велосипед, брошенный хулиганами, принадлежит сыну Варламова.
Белов, поразившись сообщению, крякнул, поежился. Барабанов продолжил:
— Следствие по делу Бушмакина, таким образом, надо начинать сызнова да ладом.
Белов, пытаясь понять ход мыслей подполковника, не торопился высказываться. Ему все более становилось ясным, почему Варламов затягивал дело, бросался в сторону по другим следам, занимался второстепенными случаями, наводил тень на плетень. Чтобы подполковник не счел поспешным его решение, спросил не сразу: