Напротив — две линии финских домиков, аккуратно оштукатуренных, одинаковых, как птенцы. За ними — три цепочки вагонов-теплушек. Дальше уже станция — Таюрская.
Александра Петровна живет в финском домике как раз напротив общежития. Узенькой, еще не высохшей тропкой пробежала она к себе. Не успела вытереть ноги, как из всех окон поселка брызнул свет. Ну вот и хорошо — И Коля Пахомов в общежитии, и электричество дали.
Уже в комнате, увидев в огромном ворохе неглаженного белья рубашку Толи Закатова, вспомнила: с товарным горючее повез в Болдыри, на прорабовский пункт. Глянула на будильник — десять часов. Ох, пора бы уже ему вернуться! Да нет, рано еще, конец-то немалый.
Домик начало слегка трясти. Поезд. И кажется, оттуда, со стороны Волдырей. Ну да, оттуда. А скорость не сбавляет. На-проход, видать, проскочит станцию. Да это еще ничего не значит. Толя спрыгнет.
А может, он приедет с другим поездом? Все-таки большинство поездов делают остановку. Надо, пожалуй, подождать хоть часик. Все равно, вон сколько белья неглаженого..
Четырехлетняя Светлана, спящая на кровати Александры Петровны, сбросила с себя одеяло. Она лежит, разметав руки, поперек постели, и светлая, русая, как у матери, голова ее неловко свешивается с подушки. Егоза, и во сне свой характер показывает. Зато младший братишка ее, крепыш Валерик, обладатель деревянной кроватки, видимо, ни разу не повернулся. Как положила его Александра Петровна сонного лицом к стене, так и спит.
Кроме этих двух кроватей, в комнате стоит третья — Капы Соловьевой, сейчас пустующая. Еще есть стол у единственного окна да три стула. Впрочем, больше уж ничего и не уместится.
Рядом — кухня, и того меньше. А все вместе — половина домика. У каждой половины — отдельный вход.
Что ж, квартира как квартира. Не то что в вагоне. Там у ребят простуда не проходила. С вечера натопишь — дышать нечем, а утром проснешься — одеяло к стенке примерзло. Правда, и жила-то она в самом худшем вагоне. Такой уж дали, когда поступила на стройку. Другого свободного не нашлось. А теперь что! Теперь грешно на жизнь жаловаться!
Толик на днях выпалил: «Как построим второе общежитие, выставим с твоей квартиры Корочку, мигом выставим». У него все мигом. Мальчишка. Что он понимает? Разве можно сейчас Капу в общежитие? Шутка ли — муж ушел. Правда, и Алексея-то осуждать нельзя — уж очень тяжелый характер у Капы. А все ж какая Капа ни есть, разве легко ей?
Нет, не понять этого ни Толику, ни Ване Краснову. Даже Коля Пахомов и тот говорит: «Хоть и жалко мне Корочку, а все же не люблю ее. Каково-то тебе, мама Шура, с ней под одной крышей?»
Ничего, была бы крыша. А вот когда ни крыши, ни денег, ни близкого человека — это куда уж как плохо. Она по себе знает.
Неслышно снует горячий утюг. Растет цветная стопка выглаженного белья. За привычным делом в домашней тишине текут чередою думы.
Капа-то судя по всему надежду не теряет. Только молчит. Что ж, случается ведь, и возвращаются. Алексей — парень добрый, честный, тоже, наверное, переживает.
А вот Семена уж не жди. Коли решился сбежать в дороге, бросить детей, как щенят, тут же пиши пропало — не объявится, не вернется. И вот удивительно: сейчас и думается обо всем этом без волнения.
А тогда двое суток металась по вокзалу — все не верила, надеялась, ждала. Наконец посмотрела правде в глаза: ушел Семен, бросил, надо начинать жить без него.
Натолкнулась на объявление: требуются рабочие на железнодорожную стройку. И оказалось недалеко — пять часов езды. Продала пуховый оренбургский платок, купила билет и приехала. Явилась в контору — в одной руке Валерик, в другой - чемодан, за юбку Света держится.
Хорошо, что прежде не в пуховиках, не в нежностях жила. В войну, сразу после школы ФЗО, если разобраться, так девчонкой еще, махнула, куда и не снилось, — в Заполярье, в Воркуту. С первой партией вольнонаемных туда приехала, на голое место, шахтерский город закладывать. Вокруг пустыня, ветер теребит, мнет низкий, голый кустарник. А то вдруг в середине дня обрушится на землю такая метель, что в двух шагах ничего не видно. Со строительной площадки в барак бредешь — и за канат держишься. Иначе свалит, унесет, засыплет. Да и наголодаться пришлось — время военное, паек известно какой.
Три года, самых тяжелых, проработала. Уехала потому, что сердце стало сдавать — место слишком высокое.
Потом на Урале жилье строила, опять же шахтерам. Там и замуж вышла за непоседу Семена. Ох, и пришлось же помотаться с ним, ветрогоном, по стране! Все легкие рубли искал. Так что хлебнула лиха!