– Бессердечная.
– Не груби.
– Это правда.
– Неправда.
– Правда, жаль.
– Забудь.
– Тебя не могу забыть.
Молчит. О Господи, чего же она молчит? Встала.
– Ну, я пойду.
– Иди.
– Пока.
– Пока.
Цокот каблуков, удаляющийся силуэт. Я, как сумасшедший, соскочил со скамейки и побежал за нею. Догнал уже в подъезде, загородил дорогу, не смог глаз отвести. И она, она смотрела на меня, как зачарованные стояли мы, глядя друг на друга. Господи, пусть она молчит, пусть не скажет ни слова, не испортит тайной минуты безумной радостью. И вот она в объятьях моих, вот губы наши слились, моя ты, Лена, моя.
– Прости, прости меня. Дурак я.
– Дурак.
И не отнимая губ:
– Люблю тебя.
– Подумаю.
– Люблю.
– Да…
4.
Маринка нервно ходила возле подъезда, увидев меня, она рассержено воскликнула:
– Что за шутки! Сказал, подожду на улице, а самого и след простыл, – и чуть мягче добавила. – Я уже думала, ты решил оставить меня дома.
Мы с Леной, держась за руки, подошли к Маринке. Она радостно засверкала глазами.
– Да вы никак помирились! Ура! Я тебе говорила, а ты мне не верил.
Она шутливо толкнула меня в плечо.
– Ну все, с тебя праздник. Сегодня платишь ты.
Мы весело рассмеялись и пошли совершать праздник.
Местечко и, правда, оказалось хорошим, качественным: музыка, выпивка, обслуживание – все по первому классу. Может быть, потому что на душе пели соловьи, и счастье держало мою руку, как Лена. Хотелось прыгать, кричать, что я люблю, что меня любят, и я бы закричал, будь мы сейчас одни.
Мы присели за столик и сделали заказ. Музыка неназойливо будоражила чувства, пьяные люди весело смеялись, общались, перекидывались взглядами, пытаясь обратить на себя внимание красивого противоположного пола. Слегка приглушенный свет создавал иллюзию интимности, близости, смягчая краски и контуры лиц, тел.
Маринка восторженно, ошеломленно оглядывалась вокруг, сияла, на глазах преображалась в одну из тех волшебных, неотразимых женщин, которых порождает самосознание их красоты, восхищение мужчин и зависть соперниц. Она сделала глоток коктейля, пытаясь, видимо, вести себя так, как видела в кино. Я оглянулся и заметил, что уже несколько мужчин неотрывно смотрят на нее, а Маринкин взгляд блуждает от одного к другому.
Высокий парень подошел к нашему столику и обратился к Маринке:
– Могу я вас пригласить на танец?
Маринкины глаза молебенно метнулись в мою сторону и уставились с тяжелым ожиданием. Я глянул на Лену – та одобряюще улыбнулась, я утвердительно кивнул. Маринка радостно протянула руку длинному и отправилась танцевать.
Наконец-то мы с Леной остались вдвоем. Я взял Ленину руку и поднес к губам мягкую ладошку. Сколько надежды, сколько чувства вложил я в это прикосновение, чтобы заставить ее поверить в мою искренность и страсть.
– Я ни на минуту не забывал о тебе все эти годы, – тихо произнес я, нежно поглаживая ее руку.
Она улыбнулась и высвободила руку.
– Не верю.
– Нет, правда, все время думал о тебе, не знал, куда деваться от нашего мучительного расставания.
Лена сделала глоток коктейля и провела ладонью по моей щеке.
– А ты совсем не изменился, все такой же красивый, и все так же великолепно умеешь успокаивать и убеждать.
От ее признания на душе расцвели сады и запели птицы, настолько нежными, вдохновенными показались мне эти слова и это прикосновение.
– Я тоже не забывала тебя все это время, – тихо и ласково продолжала она. – Я думала, вот встречу доброго мужчину и забуду о тебе. Но все мои попытки возобновить нормальную сердечную жизнь наталкивались на воспоминание о тебе, твоей любви, слов. И не думала, что когда-нибудь снова увижу тебя, а вот как получилось. Если бы ты знал, как я на тебя зла и обижена!
Я опустил голову: ее слова пробудили во мне стыд за свое позорное бегство.
– Знала бы ты, как я скучал без тебя. Поверь, я жестоко расплатился за свое сумасбродство.
Она крепко сжала мою руку и спросила:
– А зачем, скажи, ты тогда уехал на Север? Я до сих пор не могу понять. Почему ты ничего не объяснил мне, даже не попрощался, как следует?
Она укоризненно посмотрела на меня. В глазах ее стояла старая обида, непонимание и нежелание понять.
– Я был молод, Лена, молод и горяч. Я до восемнадцати лет проторчал в этом городе, я не видел ничего, кроме этих стен, домов, я жил в замкнутом уголке, имя которому Озерки. А больше всего на свете я хотел увидеть мир, полный жизни, мир, который был мне недоступен. Я любил читать, и из книг узнал, как много на свете приключений, какая великолепная, активная жизнь где-то там. Я томился, и я уехал. Бросил все, чем не умел дорожить, я хотел приключений, авантюр, хотел денег, много денег. Поэтому я выбрал Север. Я знал, что мне придется бороться со стихией, с самой природой, и как мужчину меня это вдохновляло.