Я замолчал, с глубокой нежностью посмотрел на Лену. В ее глазах стояло все то же непонимание, но теперь уже той глупости, которую я только что выложил. Она покачала головой и сказала:
– Никогда бы не подумала, что человек может бросить все ради какой-то сумасбродной идеи и умчаться за край света за приключениями. Так только в кино бывает. Но разве это сейчас важно? Главное, что ты со мной, что все, на самом деле, не кончалось, а только началось.
Я поцеловал ее и прошептал:
– Я тебя люблю. Я хотел бы всю жизнь рядом с тобою быть.
Танец кончился, и я увидел, как Маринка, ничуть не стесняясь, под ручку с длинным подошла к его столику и изящно опустилась на предложенный стул. Я нахмурился и взглядом попытался заставить Маринку посмотреть на меня, но вредная девчонка, как ни в чем не бывало, продолжала мило беседовать со своим кавалером. Лена перехватила мой взгляд, улыбнулась и ласково повернула мою голову к себе.
– Пусть девочка пообщается с мужчиной, в этом нет ничего зазорного или аморального, – сказала она. – Я думаю, в ее возрасте это главное, что есть в жизни. И для меня это было тоже очень важно. Я помню, как бегала к тебе на свидания, даже под запретом отца. Помнишь, как мы сидели с тобой на лавочке, словно два птенчика на веточке.
Я засмеялся, и уже по-другому посмотрел на расцветшую свою сестренку.
– Ну, ладно, – сказал я, – пусть повеселится. Но если только этот длинный себе чего-нибудь лишнего позволит, завтра он проснется в дурном настроении.
– Да не будь ты таким косным, – Лена удивленно покачала головой. – Она взрослая девушка. Не узнаю тебя. Что за глупая братская ревность?
Я невольно улыбнулся ее вопросу и пожал плечами.
– Сам не понимаю. Я очень долго ее не видел, а тут приезжаю, вместо сестры-кнопки такая красавица, да еще и заявляет мне на всех парах, что собирается завести себе любовника и умереть во цвете лет, покончив жизнь самоубийством.
Лена удивленно подняла брови.
– И что, по-твоему, вызвало такую реакцию?
Я недоуменно пожал плечами.
– Ума не приложу. Не нравится мне, какой она стала. Совершенно изменилась. И кто только вбил эту чепуху в ее голову?!
– А ты не думаешь, – спросила Лена, наклоняясь ко мне еще ближе, – что ей не хватало мужской заботы и участия, ведь она росла без отца и брата? Что, по-твоему, она должна теперь чувствовать к мужчинам, если вы оба ее бросили?
Пытаясь оправдаться, я сказал:
– Но я же регулярно ей звонил.
Лена раздосадовано возразила мне:
– Да что ей твои звонки?! Ей нужно было твое плечо, твое обаяние и сила! А ты звонки…
Я лукаво улыбнулся.
– А тебе не надо было?
Лена смущенно улыбнулась и, покрутив в руках полупустой бокал, спросила:
– А разве бы я сидела сейчас здесь с тобой? Я ведь тебя так любила.
Сердце мое наполнилось невыразимой радостью. Теперь, с высоты происшедших событий, я понимаю, как хрупка и желанна была та минута, когда глаза наши встретились в немом согласии, а души слились в необычайном единстве, как два разных полюса магнита, притянулись друг к другу. Неужели?.. теперь, и только теперь я понимаю, как глупо и бахвально думал я, что смог покорить девушку с первого взгляда, смог заставить ждать столько лет и не потерять удивительного чувства, верности ее и красоты. Любил ли я ее? Да! В ту минуту я действительно любил ее самой искренней, самой правильной любовью. И весь мир, вся яркость жизни сосредоточилась в двух бриллиантах-глазах, с таким поспешно-молчаливым восхищением смотрящих на меня, на самого счастливого человека на земле.
Я протянул руку и нежно-нежно провел ладонью по ее щеке. Я помнил, нет, я вспоминал каждую черточку этого до боли знакомого, но так постыдно забытого лица; кожа – нежный бархат, оживала под магией моих пальцев, упрямый лоб, мягкий изгиб скул, слегка замученные морщинки возле глаз от привычки улыбаться (или плакать?) глазами, гордо вздернутый носик, божественное очертание нежных губ, сильный подбородок и глаза… глаза человека, привыкшего жить надеждой и жить ради надежды, человека, нет, женщины, самые лучшие женские глаза. Что было в них? – любовь, – да! радость встречи – тоже, упрек – куда без него; все самое прекрасное живет в женских глазах. Куда бы мы делись без них, для кого бы мы совершали поступки, для кого бы были мужчинами, для чего бы мы тогда, вообще, жили? Сердце билось быстро, и единственное, чего хотелось мне в то мгновение, умчаться с любимой женщиной далеко-далеко, на самый край земли, где остались бы мы с ней вдвоем.