В ту же ночь избитого и связанного по рукам и ногам меня доставили в Замок Роз. Я даже не думал когда-нибудь вернуться туда, но злодейка-судьба, вернее, злодей, вновь бросил меня в сооруженный людьми ад. Сумбур в голове, кипящий котел отчаяния, я ничего не видел впереди, кроме конца, страшного, безвоздушного, нелепого конца. Слезы ярости готовы были сорваться с глаз, но воля не позволяла покрыть им мои щеки.
В последнюю ночь зимы двери Замка Роз второй раз захлопнулись за мной, второй и последний, я был обречен не видеть больше никакого мира, только мир чахлого подземелья.
Меня грубо втолкнули в темную камеру, и кованая железная дверь захлопнулась, навсегда похоронив, отделив от мира, мне казалось, что этот грохот был громче и ужасней, чем все слышанные мною. Все: теперь не будет ничего и никогда! Я ударился головой о дверь и в отчаянии заколотил по ней кулаками, какой злой рок преследует меня, я теряю все, что только успеваю полюбить!
– Кхе-кхе-кхе, – послышалось в полутьме, я вздрогнул и подумал, что в этой камере, кроме меня, сидит монстр. – Это бесполезно, молодой человек, – раздался скрипучий голос. – Я стучал в эту дверь двадцать лет кряду, но она так и не отворилась.
– Кто здесь? – испуганно спросил я.
– Тэннел я, – сказал голос. – Твой сосед по темнице. Давно никого не подселяли ко мне, отсюда только выносят, а я вот как-то живу и не помираю.
– Где ты?
– В левом дальнем углу.
Держась за стену, я добрался до угла и нащупал человека. Тэннел схватил мою руку, его ладонь была сухой и костлявой, меня невольно передернуло.
– Ты кто? – спросил Тэннел.
– Андрэ, демон, – со зла, решив попугать старика, сказал я.
– Правда? – удивился он. – Вот уж никогда не слышал, чтобы демона можно было удержать с помощью каменных стен.
– Меня можно.
– Ну, тогда ты не настоящий демон.
– Я каро, изменник и повстанец.
– Да ну? – удивился он. – Значит, повстанцев еще не разгромили? Как-то сидел со мной один тип, так он мне все уши прожужжал о повстанцах. Я думал, Шанкор уже стерли с лица земли вместе с ее бравыми ребятами.
– И Шанкор, и ее бравые ребята еще живы и скоро нападут на этот проклятый Город. Я буду молиться, чтобы они разнесли его по камушку и сравняли с землей, чтобы Шанкор, наконец, сняла голову с подлеца Тобакку, а потом подохла сама!
– Какая в тебе злость! – воскликнул он. – Похоже, ты ненавидишь всех и вся.
– О да! – рассмеялся я, – я ненавижу весь твой Мир, я домой хочу!
– На Северный мыс?
– При чем тут Северный мыс?! – разозлился я. – Я хочу домой, в Озерки.
– Отсюда ты не выберешься никуда, – прокаркал Тэннел. – Только на небо, если ты вел достойную жизнь, но тебе, я уверен, его не видать.
– Слушай, ты, пророк, пророчь лучше свою судьбу! – резко сказал я.
– Не злитесь, господин, – с усмешкой сказал сосед. – Не я посадил вас сюда, я просто предположил, что в жизни вы сделали нечто посерьезнее, чем оторвали мухе крылышки, иначе вы бы не оказались здесь; хотя в наше время и за это могут посадить, если муха принадлежит знатному лицу. Не злитесь, злость не прорвется сквозь каменные стены Замка Роз, не прорвется даже через вашу кожу, но испепелит сердце. Вы теперь пленник, и очень скоро научитесь смирению, дни сотрутся, ночи исчезнут, останется чистая длительность, но и та больше не имеет для вас значения, есть только конец, а он будет естественным – вас вынесут отсюда вперед ногами, мой господин. А что насчет моей судьбы, то боюсь, она нисколько не отличается от вашей с этого момента. Смиритесь и ждите конца.
– Ты говоришь, что просидел уже двадцать лет, – резко сказал я, неприятно пораженный словами Тэннела, – сколько же тебе лет?
– Кхе-кхе-кхе, – прокашлял он, – я просто сказал, что двадцать, я не знаю, ни сколько мне лет, ни как давно я сижу здесь, говорю тебе: здесь нет времени. Мне было восемнадцать лет, когда я попал в Замок Роз.
– За что?
– Это долгая история, а сейчас я хочу спать. Погоди! – вздрогнул он, – какой теперь год, ты-то должен знать?
– 7229 от сотворения этого вашего долбаного Мира, – зло ответил я.
– Это значит, – старик что-то несвязно забормотал и захрапел.
Я потряс его за плечо, но он отпустил мою руку и уснул. Я толкнул Тэннела на пол и, держась за стены, пробрался к двери, приложив ухо, я прислушался, но только тишина ломила голову. Я сел на каменный пол и зарыдал от злобы и обиды. Вы думаете, мужчине стыдно плакать? Я тоже так думаю, но если бы я не разревелся тогда, то, наверное, сошел бы с ума. Сердце изливалось кровавыми слезами, освобождаясь от ужаса безысходности, и на место ему приходила надежда: разве Господь не спасал меня из еще худших ситуаций, разве в первый раз жизнь висит на волоске, разве не осталось в этом мире у меня друзей? Даже если Шанкор провалит наступление (а мне было далеко не все равно), быть может, Кика, Марци и Серпулия, быть может, Деклес, попытаются вызволить меня отсюда, а нет… так я буду зубами грызть камень, но выйду из Замка Роз, выйду не ради мести, но ради жизни – единственно ценной на самом деле. Чувства – дым и мираж, клятвы – слова, все остальное – иллюзии, но вот мгновение жизни – не дороже самой жизни. Все, что было со мной, – давало мне шанс жить не мгновением, но всей жизнью, и я каждый раз выбирал мгновение, я верил, что жить нужно здесь и сейчас, и куда завело меня это сейчас: оно стало темной каменной дырой, откуда нет выхода, сейчас оказалось в тупике, то, что составляло жизнь, струилось за стенами моего здесь, и все, чего я хотел, вырваться из мгновения в чистую длительность, как сказал Тэннел, как и я, застрявший в мгновении.