– Ах, Тэннел, – ответил я, все болит, а особенно спина.
Тэннел перевернул меня и начал осматривать, но не найдя никаких повреждений, пришел к выводу, что я здоров.
– Кажется, сломаны все ребра, а может и позвоночник, – усомнился я, – у меня очень болят плечи.
Тэннел пожал плечами и предложил мне поспать, может быть, полегчает, а он не лекарь, и помочь мне не может.
Поняв, что это, в самом деле, так, я закрыл глаза и уснул.
Проснувшись, я пошевелился и почувствовал сильную боль в руках и в действительно сломанных ребрах, но ничего больше не болело. Я поднялся и огляделся: вокруг высились сосны, земля была покрыта мягкой травкой, рядом среди деревьев, бежал чистый ручеек, и я, напившись и умывшись, почувствовал себя совсем хорошо.
– Тэннел! – крикнул я, не увидев нигде своего товарища.
Кусты зашевелились, и из них вылез мой сосед по камере; теперь при ярком дневном свете я мог хорошенько его рассмотреть: невероятно худой, бледный, заросший кудрявыми волосами с проседью, с глубоко запавшими глазами и заостренным аскетическим лицом, он был под стать своему траурному одеянию, забрызганному чужой кровью.
– О, господин! – воскликнул. – Я же говорил, что вы быстро поправитесь, ведь вы демон.
– Меня зовут Андрэ, – тихо сказал я, поморщившись от боли в сломанном ребре.
– Все равно, вы мой господин, – улыбнулся Тэннел, – вы вытащили старика на свет божий, я сегодня рыдал, глядя на зеленую травку и ручеек, тридцать лет не видел я ничего, кроме маленького зарешеченного окошечка, мой господин.
– Это не имеет значения, Тэннел. Главное, как нам теперь быть, что делать, ведь нас будут искать и искать очень хорошо, а спрятаться нам негде.
– Разве у вас нет нигде друзей? – спросил он, умываясь.
– Ни одного друга, Тэннел, кроме тебя, а те, что были, или сами нуждаются в защите, или не станут мне помогать, даже если им пообещать бессмертие. Мы должны бежать туда, где никому в голову не придет нас искать. Но прежде я хочу рассчитаться по долгам.
– Что вы говорите, господин?! – испугался Тэннел. – Да появись вы в Городе Семи Сосен, вас тут же вновь посадят в Замок Роз!
– О нет, туда я больше не вернусь. Говоря по чести, Тэннел, мне очень нужно найти хота Пике, но прежде, – я на минуту замялся, – но прежде отыскать одну женщину, которая точно знает, где старик. Я пойду искать Шанкор.
– Шанкор?! – Тэннел ужаснулся. – Вы точно спятили! Где вы ее найдете?
– Найду, хоть из-под земли достану, – усмехнулся я. – Но бросим это. Я не держу тебя, ты свободен, иди, куда хочешь. А сейчас предлагаю поохотиться и привести себя в порядок.
Предложение было принято с большим удовольствием. С горем пополам мы изловили зверушку и поджарили ее на углях, затем вымылись в ручье, постирали свои хламиды, я с удовольствием побрился и обрезал длинные космы.
Тэннел отказался покинуть меня и заверил, что пойдет туда же, куда пойду я, не отстанет ни на шаг, родных у него нет, а люди когда-нибудь узнают, что он беглец, и тогда его обязательно вернут в Замок Роз или просто прибьют.
С наступлением ночи мы покинули наше гостеприимное убежище и двинулись по южной дороге, белые плащи палачей наверняка вызовут сомнение, нам нужна была другая одежда, и лучше всего неприметная одежда скотоводов, нам нужны были новые имена, лучше всего простые, но это будет уже другая история.
9.
В час заката на пустынной дороге, ведущей из Ситула в Касарай, показались два всадника. Они представляли собой такое разительное отличие, что бросались в глаза, но никого не было на пустынной дороге, и некому было подивиться на них.
Первый всадник был уже немолод. Бывший когда-то черным, как смоль, кудрявый волос поседел, живые глаза запали, потускнели, но время от времени в них проскальзывал озорной огонек молодости. Лицо, покрытое сетью мелких морщинок, от солнца стало темно-коричневым, что делало его еще более хмурым и спокойным. Всадник, судя по всему, скотовод, имел великолепные усы и бороду. Он был одет так же, как и все скотоводы из провинции Лакха. На нем были кожаные штаны, простая рубаха, короткая, выкрашенная в зеленый цвет, довольно поношенная и потертая куртка, теплая шапка, а ноги обхватывали обычные сапоги. Его вороной и почему-то породистый жеребец с горячим темпераментом то и дело брыкался и с вожделением и лукавством поглядывал на соседку – белую молодую кобылу. Сбруя коня отличалась прочностью и простотой, что все равно не могло умалить великолепия жеребца.
Второй всадник был довольно молод, на вид ему можно было дать лет тридцать, не больше. В отличие от грубой внешности скотовода, он был очень красив и отличался той особой мужественностью, которая так нравится людям обоих полов. Непослушные пряди волос были надежно скрыты под шапкой, стальные глаза и бледная кожа, чуть тронутая загаром, сильно контрастировали с внешностью скотовода. Он был отлично сложен. У него не было ни усов, ни бороды. Ловкие сильные пальцы постоянно перебирали поводья, что свидетельствовало о некоторой нервозности, но в лице было столько силы, уверенности и ума, что заставляло воина увидеть в нем воина. Одет он был изящнее и лучше скотовода. Штаны он носил не из кожи, а из хорошей мягкой шерсти, вместо куртки – плащ, в ухе болталась золотая сережка, расстаться с которой его не заставило бы ничто на свете, на пальцах нанизаны перстни, один из которых был символом особого расположения Тобакку; если бы не поношенность одежды, его с легкостью можно было бы принять за хотера или артака. Его белая лошадь была спокойна и уверенна, как и ее хозяин, в ней чувствовалась порода.