Сердце горестно заныло: женщина, которую я любил и ненавидел так сильно, умирает, разве стоит вспоминать прошлое, которого не было?
– Она умирает? – глухо спросил я.
– Да, если ты едешь, то стоит поторопиться, мне хотелось бы попрощаться с ней.
Я опустил руку на шею лошади и погладил ее, если Шанкор ненавидит меня, то приятно ли ей будет узнать перед смертью, что я жив и невредим, несмотря ни на что?
– Но она ненавидит меня? – полуутвердительно сказал я надтреснувшим голосом.
– Не думаю, – тихо ответил Нао, сочувственно глядя на меня, – скорее наоборот. Так ты едешь?
– Да-да, я готов, – сказал я и побежал к хижине.
Ролес уже седлал коней, и я удивился его расторопности.
– Я подумал, господин, что вы захотите как можно скорее покинуть это место, – улыбаясь, сказал он.
– Да, я уезжаю, – подтвердил я, борясь с волнением.
– А я? – с надеждой спросил он. – Я не останусь, я поеду с вами. Клянусь, вы даже не заметите беднягу Ролеса.
– Хорошо, – сказал я.
10.
Утро было великолепным (кажется, я уже писал что-то подобное), после дождя все преобразилось, трава стала изумрудной, деревья блестели, небо было прозрачно-чистым, а бурный Ситул утих и плавно нес свои синие воды.
Мы с Нао ехали впереди, Ролес значительно отстал, чтобы, как он считал, не мешать нам, но мы молчали. Я не находил темы, на которую стоило беседовать с артаком, Нао вообще не считал разговор со мной необходимым.
Меня мучили сомнения: а правильно ли я сделал, согласившись ехать к умирающей Шанкор, будет ли с этого толк, знает ли она, где Пике, захочет ли видеть меня, и еще я, кажется, до сих пор ее любил.
– Что произошло, Нао? – наконец, решился я нарушить молчание. – Почему вы оказались разбиты, ведь план был хорош?
– А кто ему следовал, этому плану? – с сарказмом спросил он. – Мы атаковали Северные ворота, но у Тобакку было слишком много воинов, сама императорская охрана выступила против нас. Зажиточные горожане испугались грабежей и встали на сторону набожника. Мы даже не успели войти в Город, а уже были разбиты. Шанкор отказалась от двойного нападения, ведь ты, наверняка, посвятил Тобакку в этот план?
– Нет, – тихо ответил я. – Я, можешь себе представить, оказался в Замке Роз только потому, что не хотел открывать тайну подземного хода, ведь тогда в доме Пике я мог вернуться через него и остаться свободным, но в таком случае набожник узнал бы про ход.
– Что ты говоришь! – иронично воскликнул Нао. – Разве ты не сам пришел к набожнику и предложил свою помощь?!
– И ты поверил слухам! – рассмеялся я. – Не будь дураком, артак, я пришел и сдался, и после этого Тобакку предал меня пытке, вот посмотри, – я остановил лошадь, задрал штанину и показал ужасные рубцы, оставшиеся на коже от игрушек Миатарамуса. – Да? И после этого он держал меня неделю связанным так, что я превратился в инвалида, и после этого он бросил меня на год в темницу?!
Нао выглядел растерянно, он удивленно смотрел на меня и качал головой.
– И это… это правда?! – воскликнул он. – Я не знал этого!
– Не знал! – я горько рассмеялся. – Как можно быть таким идиотом и поверить, что я способен на предательство, ведь ты же знал меня, понимал, ты говорил, что брат мне, что я твой друг! А, в конце концов, ты и Шанкор предали меня. Ни весточки не дали вы в Замок Роз, лучше бы вы подослали убийцу в камеру, чтобы избавить меня от пыток. Нет! Проще было поверить слухам, распускаемым Тобакку, чем верить в мою честь. А Шанкор написала набожнику письмо, она отказалась от меня, назвала пешкой, да я и был пешкой в ваших грязных руках. Что, по-твоему, мне оставалось делать, когда я был предан друзьями?! Друзьями, которые прислали убийц, когда я стал ненужным мусором хитроумных планов!
– Боже, о Боже! – повторял Нао, он выглядел потрясенным и растоптанным. – И после всего этого ты не убил меня, хотя мог?!
– Да, у меня все-таки есть честь, пусть она не стоит ни гроша, но она есть, и я не убиваю безоружных. Но кончено! Теперь я свободен ото всех клятв и обещаний, и все, чего я хочу – уйти в свой мир, вернуться в свой дом или кануть в небытие, это уж как придется.
Нао молчал, по лицу его бродили тени сомнения, оно выражало то страдание, то гордость.
– И она, она знала?! – в волнении воскликнул он.
– Да. Она не могла не знать.
Нао с раскаянием посмотрел на меня и сказал:
– Теперь ты даже не захочешь пожать мне руки, но клянусь, я ничего этого не знал! Когда ты не пришел в назначенный час, я отправился тебя искать, но тщетно, как в воду канул, никто не знал, не видел. Я сообщил об этом Шанкор. А потом из дворца пришла весть, что ты переметнулся на сторону Тобакку. Я не верил, но Сахет своими глазами видел тебя у трона, по левую руку от набожника! – Нао в ярости сплюнул. – И погибло все, погиб Сахет, пожертвовавший жизнью ради попытки убить предателя, Сахет! – начальник императорской стражи, единственный стоящий полководец в нашем разношерстном воинстве! Андрэ, клянусь тебе, все так и было!