Три недели ночами шла армия, как таинственная роковая сила, наползала, надвигалась на Город Семи Сосен, живший в предвкушении праздника. И что за удовольствие было этой силе испортить торжества по поводу коронации Великой любовницы, которая когда-то и мне дарила ласки, возможно даже с тем чувством, с которым не дарила никому. Суждено ли нам с ней встретиться, что сделает она, вновь увидев меня, живого и невредимого. А какие слова я брошу Тобакку, что скажу ему, бледному от злобы и собственного бессилия?
Невероятное и тихое волнение владело мною, это было предвкушение большого – того, что я никогда не испытал бы в прошлой жизни, никогда я по доброй воле или по принуждению не стал бы солдатом, а тем более бунтовщиком. А теперь меня захватила лавина кипучей деятельности, войны. Забавно!
Но медленно, крадучись, переодетая армия двигалась вдоль Митты, кто по переполненным дорогам, кто врубаясь в непроходимые заросли. Это было время большого волнения, что все рухнет, будет раскрыто, так и не успев начаться. Все должно было получиться – иного пути я не видел.
Последний день зимы был по-весеннему ласков. Блистательное солнце пригревало пригорки и полянки, освещало стены и башни Города. Привстав на стременах, я с внутренней дрожью смотрел на Город, в спешке заканчивающий последние приготовления к празднику, которому, как я надеялся, не суждено было быть. Три долгих года не видел я его, и вот теперь с большим интересом взирал на панораму Города, в котором я познал столько мучений и который собирался брать штурмом. За этими стенами, в доме Пике ждали сигнала люди, подписавшие себе смертный приговор, готовые сложить головы на благо общего дела. Там за этими стенами был Нао, утром проникший в Город, чтобы командовать нападением с тыла.
Перед рассветом у костра, разведенного в небольшом овражке, я, Нао, Ролес и командиры отрядов сидели и обсуждали последние замечания по наступлению, а с губ у нас так и рвались главные слова прощания, ведь никто не знал, вернется ли он из кровавой битвы, останется ли в живых, чтобы самому увидеть плоды освобождения.
Закончив с последними уточнениями, мы встали и молча соединили руки.
– Надеюсь, еще увидеть вас, друзья, – тихо и торжественно сказал я. – Да поможет нам Бог.
Командиры медленно стали расходиться и разъезжаться по отрядам, разметанным по прилежащим к Городу в радиусе дня пути лесочкам. У костра остались только я, Нао и Ролес.
– Давай, артак, пройдемся, – сказал я.
Мы молча шли по лесу, только легкий ветерок шелестел листвой, да хрустели сучки у нас под ногами. Я остановился у поваленной сосны и сел, Нао примостился рядом.
– Скоро рассвет, – сказал он, – а значит, мне пора ехать.
Мы помолчали.
– Кажется, все уже сказано, – горько усмехнулся он, – но что-то недосказанное осталось. Может быть, я просто предчувствую смерть.
– Но не свою, – тихо сказал я.
– Не обольщайся, Андрэ, меч не разбирает, кого разит, и мы с тобой завтра можем погибнуть, как и все те, кто идет за нами.
– Я приказываю тебе вернуться живым, артак. Если ты нарушишь приказ, видит бог, тебе не поздоровится.
Нао рассмеялся.
– Ну, я же еще хочу посмотреть, как ты спихнешь Тобакку с его любимого трона.
Я подал ему руку, он крепко пожал ее, и мы обнялись.
– Удачи, брат, – сказал я.
– Да не оставит тебя бог, – прошептал Нао, вставая, – а мне пора. Пора.
Я проводил его до оседланной лошади. Нао молча вскочил на нее и скрылся в предутренней мгле.
Немного постояв, пока не затих стук копыт, я вернулся к костру. Ролес поджаривал на вертеле кусок мяса.
– Проводил? – осведомился он.
– Да.
– Есть хочешь?
– Нет, Ролес. Наступление назначено на полночь, хочу как следует выспаться, хотя не знаю, смогу ли уснуть.
– Понимаю, – кивнул он.
13.
Все было просчитано до минуты, и медлить было нельзя. В черных одеждах, с обнаженным мечом я стоял впереди многотысячного войска на дороге, ведущей в Город Семи Сосен. Стены впереди меня и живая стена позади, я оказался в ловушке и, пожелай я сейчас повернуть обратно, немедленно был бы разорван на клочки своими воинами, жаждущими боя. Лишь несколько сот метров отделяло облаченных в черные одежды воинов с покрытыми сажей лицами и руками от стен Города Семи Сосен. В эту безлунную ночь со сторожевой башни нас невозможно было отличить от черной долины, мирно раскинувшейся на ладонях земли и спящей в своем великолепии. Она была прекрасна, эта мирная долина, которой предстояло увидеть смерть и услышать боль.
Мы ждали сигнала: боевой рожок должен был возвестить, что битва за ворота началась и тысяча нищих уже сражается со стражниками, внося панику и смятение, и что ворота открыты. Тогда мы должны были, рассекая предрассветный сумрак, броситься на штурм Великого Города.