Я отпустил ее, и Люда, словно пружина, вскочила с лавочки и встала предо мной. Лицо ее даже в темноте пылало горячей краской, руки слегка дрожали. Она, прерывисто вздохнув, тихо опустилась на скамейку и закрыла лицо руками.
Я мрачно подумал, что опять зашел слишком далеко. Я наклонился к Люсе и убрал одну руку с ее лица: она улыбалась, я неопределенно хмыкнул, почувствовав, что ей опять удалось меня провести.
– И чему, позволь спросить, ты смеешься? – спросил я, стараясь вложить в свои слова как можно больше сарказма. – Если ты ответишь, я обещаю не причинять тебе ни физического, ни морального вреда.
Люда рассмеялась и протянула мне руку.
– Прости, – сказала она, и голос ее прозвучал удивительно нежно и ласково. – Я не должна была морочить тебе голову своими бреднями. Я знаю, что поступаю подло, что пользуюсь людьми. Очень прошу извинить меня и больше не злиться. Я не думала, что это так сильно тебя заденет. Прости.
Я взял ее за руку и встал.
– Слушай, хватит, я думаю на сегодня глупостей, – сказал я, пожимая ее ладонь. – Давай, я провожу тебя до гостиницы, и дело с концом.
Люда немного отступила.
– Не надо меня провожать.
– Как это не надо? – недоуменно спросил я. – Уже ночь, а этот город никогда не был безопасным для красивых молодых девушек.
Люда улыбнулась и сказала:
– Нет, ты не понял, я не в гостинице живу, я здесь остановилась, в этом доме, на квартире.
Я не поверил ей и снова заподозрил подлость.
– Зачем ты меня обманываешь? – спросил я.
– Ни капли я тебя не обманываю. Не веришь? – спросила Люда и, взяв меня за руку, потащила к двери. – Сейчас увидишь.
Мы поднялись по темной грязной лестнице на четвертый этаж, и подошли к оббитой дерматином, заляпанной двери. Люда достала ключ и вставила его в замочную скважину; замок поддавался неохотно.
– Дай-ка мне, – сказал я и занял инициативу у двери.
Замок ржаво заскрипел, но поддался, из дверей на меня пахнул застоявшийся душный запах давно не проветриваемого дома. Люся вошла первая и зажгла в комнатах свет, на ходу крикнув мне, чтобы я не смел разуваться.
Квартирка была, прямо скажем, малюсенькой: одна комнатка и крохотная кухня. Везде царил хаос, самые разные вещи были в беспорядке раскиданы по полу, нагромождено лежали на столе, диване, подоконнике. Здесь была и одежда, и книги, и посуда, и море различных хозяйственных безделушек. Возле одной единственной табуретки, на которой, весело перебирая усами, сидел огромный упитанный таракан, стояли два чемодана и одна походная сумка. Грязные запыленные шторки уныло болтались на окнах, пыль на полу лежала хорошим ворсистым ковром.
Люся ловко перекидала с дивана вещи, подняв столб пыли, достала из сумки чистую простыню и постелила ее на диван.
– Ну вот, – сказала она, гостеприимно указывая мне на диван, – теперь ты можешь присесть.
Я осторожно сел на краешек, Люда свободно плюхнулась рядом.
– Люда, за сколько ты снимаешь эту квартиру? – ошарашено спросил я, сдувая пыль с подлокотника.
– За бесплатно. Один знакомый предложил мне переночевать здесь, все равно квартира пустует. Да ладно, не хмурься, здесь даже чайник есть. Хочешь чаю?
Я сокрушенно кивнул и подумал, как должен не хмуриться человек в таком притоне и радоваться наличию чайника, но, видимо, Люсе было не впервой ночевать в таких местах.
Она легко вскочила и направилась на кухню, предоставив меня в распоряжение пораженным мыслям. Я вытащил из стопки бумаги, наваленной рядом, пожелтевшую фотографию: на ней была запечатлена молодая еще, не слишком красивая женщина, но с удивительными глазами, это были самые пленительные глаза на свете, в глубине их затаилась тайна. И она странно напоминала мне кого-то с таким же взглядом. Женщина отчего-то поразила меня немыслимо, и я никак не мог отвести от фотографии взгляд.
Люда поставила на табуретку поднос и взглянула через мое плечо на фотографию.
– Какая удивительная женщина! – восхищенно сказала она, выхватывая у меня из рук фотографию. – Это кто?
– Не знаю, – ответил я, – нашел вон в той стопке бумаг.
– А-а-а, – протянула она и добавила, – но ты тут лучше ничего не трогай, а то хозяин будет мне потом претензии выдавать.
Люда села рядом со мной и подала чашку чаю.
– Пей чай, – сказала она. – Увы, ничего больше предложить тебе я не в силах.
Я отпил чаю и спросил у нее:
– Люда, а сколько тебе лет?
– Ты разве не знаешь, что у женщины не принято спрашивать возраст? – кокетливо сказала она.
– И все-таки?
– Ну, двадцать два, а что?
– Двадцать два, – задумчиво повторил я. – И ты говоришь, что никогда не любила. Но почему?