Я резко развернулся и бросился к кустам, в то же мгновение услышав недовольное ворчание и удаляющиеся шаги какого-то крупного животного.
– Что это было? – спросил я Жуку, все еще ощущая во рту неприятный привкус страха.
– Неудачное вы выбрали место для купания. Леса полны хищников и крупных животных. Хоты редко ходят на охоту, для них это скорее ритуал, чем необходимость, они лучше будут жрать свою саракозу. Эти псы – трусы, и не станут рисковать жизнью даже ради спасения другого человека.
– А Хоросеф? – спросил я, не к месту вспомнив, что хозяин обещал вскоре устроить охоту.
– Хоросеф другой. Он охотник в душе. Он вам еще не рассказывал, как убил серебряного зверя?
– Было дело.
– Хоросеф сильный, но тупой. Всех его мозгов едва хватает, чтобы управлять деревней, поэтому здесь все запуганы силой хозяина и боятся ему противоречить, увы, любое волеизъявление легко влечет за собою смерть.
– Почему же ты еще жив? – усмехнулся я.
– А я сумасшедший, я бродяга для них. Они не обижают тех, кто волею небес лишен разума или достатка, – Жука на минуту задумался. – Вернее не так, они не убивают, но зато обид мне приходится сносить великое множество.
– Кто такой Донджи? – продолжал я допрос.
– Гадюка! – он демонстративно плюнул на землю. – Мерзкая тварь. Одержимый фанатик религии. Родной дядя Хоросефа. Для него не существует никакой морали и никаких законов. Опасайтесь попадаться ему на пути, а если попадетесь, не перечьте и держите себя учтиво, иначе эта свинья сделает все возможное, чтобы вас уничтожить.
Глаза Жуки во время его тирады горели нехорошим мстительным огнем, а щека нервно подергивалась. Она сжал кулаки и угрожающе произнес:
– Но я верю, что когда-нибудь эта скотина заплатит за все сполна, ибо есть на свете справедливость, и если бог забудет покарать его, люди не забудут никогда!
Я нервно оглянулся вокруг:
– Потише, Жука, мне все время кажется, что нас кто-то подслушивает.
Жука громко рассмеялся, и эхо его смеха многократно отразилось от верхушек деревьев.
– Вы тоже трус! Стоит ли бояться пустоты, если в ней нет ничего! Какой же вы тогда повстанец, если боитесь собственного эха! Я повстанец! Я видел Императора! Я кричал ему, чтобы он открыл глаза и оглянулся вокруг. Я просил его казнить несправедливого набожника, который одно и делает, что обирает народ, да осыпает драгоценностями Великую Кику! – Жука все больше и больше распалялся, и голос его звучал все громче, чуть ли не срываясь на крик. – Я говорил ему, а он не слушал. И вот итог: страна полыхает от кровавых распрей. Самым распродаваемым товаром стало оружие. Богачи убивают простых людей ради развлечения. Что это как не слепота Императора? Император ослеп! А я сошел с ума!
Жука страдальчески схватился за голову и зарыдал. Я понял, что он и в самом деле сумасшедший.
– Но ведь вы тоже повстанец. Так почему вы прячетесь у мирных хотов, почему не пойдете с оружием в руках против несправедливости? Почему не…
Жука не успел договорить, и я так и не узнал, чего еще я не сделал, потому что в чащобе послышался хруст сломанной ветки и подозрительный шорох. Он приложил палец к губам, подошел ко мне вплотную и прошептал на ухо:
– Говорите, доказывайте мне, что вы не повстанец. Я обойду вокруг и посмотрю, нет ли кого-нибудь в кустах, – и он с завидным проворством прошмыгнул в заросли.
Я откашлялся и сказал:
– Понимаешь, Жука, ты крепко ошибаешься, я не повстанец. Я просто-напросто путешественник по иным мирам, будь я не ладен! Я бродяга, без дома, без родины, без родственников, без друзей. Я никто, Жука, – мне стало горько от этих слов, – я просто никтошка. Мне некуда идти, и все, чего я хочу – вернуться домой. Но если бы я знал, как это сделать! Многое бы я отдал, только бы…
Я услышал приглушенный удар и сдавленный крик, и со всех ног бросился к кустам.
Раздвинув гибкие ветки кустарника, я с ужасом увидел Мусу, навзничь лежащего на траве с проломленной головой – он не дышал, его стеклянный, полный страха взгляд, был направлен в никуда. Я понял, что он мертв и только тогда посмотрел на убийцу.
Хмурый Жука, все еще держа в руках окровавленное орудие убийства, мрачно взирал на творение своих рук.
– Я уверен, что он сдал бы нас Хоросефу. Как пить дать сдал бы. Муса еще тот подонок и дружок хозяина деревни, но если Хоросеф узнает, кто прикончил Мусу, все – конец.
Жука наклонился и начал внимательно разглядывать траву.
– Он был здесь не один, – задумчиво пробормотал он, раздвигая руками травку. – Но товарищ уже скрылся. Если он все слышал и проболтается, то нас с вами казнят.