— Мы попали сюда через работный дом, — объяснил один из ласок, оглядевшись по сторонам, чтобы надсмотрщик не заметил, что он болтает. — Мы все обнищали, но однажды утром к нам пришли горностаи и предложили «подходящую работу». Подходящую! Ха! Посмотри, чем это закончилось!
— Но как вы оказались в такой нищете?
— Все очень просто. Я работал в порту, но на мое место взяли племянника одного из начальников, а меня выкинули на улицу. А потом я уже никак не мог найти работу, как ни старался. Мне угрожала долговая тюрьма, так я и попал в работный дом. А оттуда на эту проклятую фабрику. И теперь я отсюда никуда уже не денусь.
— Ужасно, — пробормотал Плакса.
— Ну, моему брату пришлось еще хуже. Он настолько оголодал, что пошел и украл кусок хлеба. За это его отправили на остров Южный, где серные рудники. Хуже тамошней работы и быть ничего не может. Пыль все время летит в глаза, забивается в нос и рот и разъедает их. Так что лучше уж быть рабом тут, чем заживо гнить на серных рудниках.
— Наверное, — сказал Плакса, яростно вонзая лопату в уголь, — к ним как раз приближался надсмотрщик. — Только я бы предпочел сидеть у себя дома в Туманном.
— Можешь распрощаться со своими мечтами. Отсюда выбраться невозможно. Нигель и Синтия никому не позволят ускользнуть.
Плакса перекидывал уголь и злился. Он то и дело посматривал на Грязнулю, который работал наверху, вываливая куски металла в котел. Плакса видел, насколько это опасно. В нескольких местах мех Грязнули уже дымился. И Плакса чувствовал себя виноватым — ведь из-за него Грязнуля попал на такую опасную работу.
В другом конце огромного цеха ласки собирали паровые и заводные механизмы. Тут были и снегоуборочные, и поливальные машины, плуги и бетономешалки, и многое другое.
Удивительно, но, несмотря на то что ласки были здесь рабами, они точно так же соперничали, как и свободные приверженцы пружинных и паровых механизмов в Туманном. Ласки-сборщики постоянно спорили и ругались, выясняя, чьи механизмы лучше.
Это соперничество перешло, казалось, даже на сами машины, хотя они и были неживыми. Иногда какая-нибудь из машин как бы сходила с ума и начинала крушить своих соперников. Плакса и Грязнуля сами видели, как одна из паровых машин для перемешивания патоки взревела, словно раненый зверь, и, разбрызгивая горячий сироп, бросилась на пружинные механизмы, давя их. Это продолжалось до тех пор, пока более крупная и тяжелая пружинная машина не положила конец бесчинству, просто-напросто раздавив назойливого врага.
— Ну и глупость, — проворчал Плакса, глядя, как хлещет пар из труб, трубок и трубочек раздавленного механизма. — Кто только придумал это соперничество? Совершенная ерунда.
Когда их смена наконец закончилась, ласок сковали друг с другом и отвели в длинный барак. Оттуда как раз выходили те, кому предстояло работать в ночную смену. Выглядели они такими же утомленными и изнуренными, как и их только что закончившие работу товарищи по несчастью. Через весь барак у самого пола тянулся длинный металлический прут, к которому пленников приковали на ночь.
На полу валялись нагретые ушедшими в ночную смену тонкие соломенные матрасы и жалкие одеяла. Плаксе и Грязнуле приказали сесть на «кровати» и ждать ужина, который подавал механический повар.
— Прекрасно, — сказал Грязнуля, взяв в лапы миску с баландой. — Просто отлично.
— Шутишь? — осведомился один из норок-надсмотрщиков. Он недоуменно посмотрел на второго своего товарища, но тот лишь пожал плечами.
— Шучу? Вовсе нет. Я совершенно серьезен. Мне довелось побывать в таком месте, по сравнению с которым это покажется настоящим раем. Там было в тысячу раз хуже. Так что я весьма рад, что оказался в этом санатории.
— И где же такое местечко? — заинтересовался норка.
— Нет, тебе я этого сказать не могу. Тебе станет плохо. Я собственными глазами видел, как взрослые здоровые горностаи падали в обморок, едва я начинал рассказывать им о том, где побывал. Тебе бы тошно стало, вздумай я поделиться с тобой воспоминаниями. Ты вот думаешь, что ты очень жестокий, но на самом деле ты даже не представляешь, что такое настоящая жестокость.
— Ха! — пробормотал норка, хотя было видно, что его заинтриговало, где же находится такое ужасное место и что в нем такого ужасного. Впрочем, он понимал, что если начнет настаивать на том, чтобы ему немедленно все сообщили, то потеряет всякое уважение заключенных. Так что он решил, что подождет, пока ласка сам ему все не расскажет. А ласка тем временем уплетал скудный ужин с таким аппетитом, словно ему предложили отобедать в лучшем ресторане. Поев, он растянулся на матрасе и, уставившись в потолок, со счастливым вздохом сообщил: