Пружинная официантка:
— Убери прочь свои завитые в штопор усы от моего нежного механизма, чугунный болван!
Паровой официант:
— Не раньше чем ты перестанешь совать свой длинный нос в мой паровой котел, безмозглая курица.
Как видно, ни паровые, ни пружинные механизмы не отличались вежливостью, но так получалось лишь потому, что их создатели так же не стеснялись в выражениях, когда ругали друг друга.
Обслуживать гостей Сибил пригласила ласок. А гости начали прибывать сразу после полудня. На случай дождя в саду натянули тент, чтобы можно было усесться, как в беседке. Но поскольку погода стояла ясная и солнце светило изо всех сил, то столы накрыли прямо в саду на лужайках. Гости прогуливались по аккуратным дорожкам между клумбами, на которых росли ароматные нарциссы и тюльпаны, и любовались садом. Столы буквально ломились от всевозможных яств. Холодные закуски могли бы составить честь и королевскому столу: холодное мясо, ветчина, паштеты, икра, салаты и множество других не менее вкусных блюд. Из напитков были, разумеется, медовая роса, всякие травяные настойки и шампонад.
Мэр выглядел великолепно! На нем был прекрасно сшитый костюм, но самым лучшим в костюме являлся жилет, вышитый собственными лапами Сибил. Она шелком изобразила на нем цветы. Из-под жилета виднелся белоснежный мех Недоума, свидетельствовавший о королевском происхождении мэра. Толстопуз развлекал гостей, которые пришли первыми. Впрочем, развлекал он их, ни на минуту не забывая о собственной выгоде, — с теми, кто был ему полезен, он приветливо здоровался и заводил разговор о погоде и о прочих пустяках, тем же, кто не мог ничем ему услужить, он коротко кивал и уходил прочь.
Он то и дело доставал из жилетного кармана золотые часы на длинной цепочке и смотрел на них.
К двум часам почти все гости были в сборе.
При входе в сад столкнулись два изобретателя — Джо Уль и Эдди Сон.
— Посмотри-ка, — ласково предложил один.
— Нет, лучше ты взгляни, — похвастался другой.
Сон надел заводные туфли, а Уль — паровые брюки.
Врун нахваливал печенье, усиленно предлагая Сибил попробовать. Он восторгался лакомством, ошибочно полагая, что его испекла сама Сибил.
Лорд Мудрый, в чьем правом глазу красовался неизменный монокль, с некоторым неодобрением смотрел на праздник.
— Да, мэр. Но нельзя это даже и сравнивать со старыми добрыми временами. Где же туша мыши, которую целиком жарили на вертеле? Где танцоры-куницы, исполняющие танец с колокольчиками? Где поэты, певцы, менестрели, шуты и жонглеры? Куда они все подевались и что случилось с традиционными булочками, мясными салатами и пирожками? И где ручные зимородки, которые приносили в клювах из пруда добытую ими рыбу, которую молодые слуги сразу же запекали на углях? Где декоративные птицы, которые украшали сад? Все исчезло. Ничего не осталось.
Мэр, который подозревал, что над ним просто-напросто смеются, постарался не обращать внимания на лорда-горностая, чтобы случайно не ответить грубостью на его насмешки.
— Я не могу себе позволить такую роскошь, — фальшиво усмехнулся он. — Такой праздник — настоящее расточительство. Попробовали бы вы устраивать его каждый год сами, лорд Мудрый.
— Полагаю, я бы мог, — со вздохом признался лорд. — Но это так скучно.
Мэр, который не хотел показаться падким до зрелищ простаком, делано усмехнулся:
— Ну конечно. Но вы же знаете, что все устраивала Сибил. Она так любит развлечения. Да, Сиб общение необходимо как воздух, она жить не может без всей этой суеты.
— И чем же вы собираетесь развлекать гостей?
— А, — ответил мэр с энтузиазмом, — на улицах сейчас собирают ласок. Думаю, их наберется несколько дюжин, а мы выйдем и будем швырять в толпу фартинги.
— И что же здесь такого увлекательного?
— Ну, — отозвался Недоум, — они же будут драться, чтобы им досталась монетка. Забавно смотреть, как они отпихивают друг друга, царапаются и кусаются. Они готовы на куски друг друга разорвать, лишь бы получить монетку. Смех, да и только! Ха-ха-ха!
С этими словами мэр отправился к другим гостям. И как раз вовремя. Лорд Мудрый, который вообще-то славился спокойствием и невозмутимостью, разозлился настолько, что был готов ударить своей тростью мэра по мягкому месту и спросить, а не развлекают ли его и такие ощущения.
Но мэр направился к оркестру. Он, как и большинство горностаев, предпочитал музыку куниц. В их песнях обычно прославлялись великие сражения прошлого, в мелодиях слышались гром и крики — словом, было что послушать. Но Сибил решительно заявила, что не желает слушать военную музыку на своем празднике, а хочет, чтобы музыканты играли что-нибудь лиричное, напевы, в которых будут слышаться шелест волн и шум ветра в горах.