— За этим кроется что-то большее, — заявил Нюх. — Думаю, нам надо отправиться к холмам и выяснить, что там происходит.
— Отправиться к холмам? — выбил зубами дробь Плакса. — Зачем это? Пусть туда кто-нибудь другой идет. К нам все это не имеет ни малейшего отношения. Мы ведь даже не здешние, верно?
— Это он так шутит, — сказал Грязнуля, обнимая друга за плечи. — Ты же храбрец, Плакса. Мы это знаем лучше тебя самого. Но как мы туда доберемся? — Последний вопрос относился уже к Нюху, который погрузился в глубокую задумчивость.
— Полагаю, нам стоит воспользоваться велосипедами, — наконец сказал он. — И узнать, что это за звуки.
— Да ведь это волки воют, — быстро ответил Плакса. — Все так говорят.
— Никогда не полагайся на то, что говорят другие, — заметил Нюх. — Ты должен обо всем составить собственное мнение. Пойдемте, я вижу велосипедный магазин. Нам надо взять три машины.
Магазин оказался пуст, входная дверь широко распахнута, а владелец магазина, вероятно, уже сидел в переполненном поезде и с нетерпением ждал отправки. Нюх предложил своим друзьям выбрать себе велосипеды по вкусу, а сам оставил записку, в которой говорилось, что машины взяты напрокат джером Остронюхом Серебряком, проживающим в городе Туманном по адресу Хлебная улица, дом 7. Затем он оставил в конверте деньги за взятые машины.
Грязнуля, который никогда раньше на велосипеде не ездил, страшно волновался. Велосипеды были превосходны — с удобными кожаными сиденьями, с фонариками на руле, смазанные лучшим машинным маслом и сверкающие спицами колес. Грязнуля немедленно вскочил в седло и попытался проехать хоть немного, но тут же свалился. Впрочем, это его не остановило, и он снова уселся в седло. Падал он не меньше дюжины раз, но каждый раз вставал и влезал на велосипед. Через двадцать минут он уже мог проехать сотню метров, ни разу не свалившись. Правда, его велосипед вилял из стороны в сторону, но, главное, он ехал. Нюх ездить умел, поскольку частенько проводил выходные в парке, катаясь по дорожкам. А Плакса когда-то служил почтальоном и развозил почту на велосипеде.
Вскоре они уже направлялись к холмам, откуда доносился тоскливый вой, эхом отдававшийся в долине.
На руле каждого велосипеда висел маленький звонок, так что передвижение трех ласок то и дело сопровождал мелодичный звон. Грязнуля в восторге от нового способа передвижения при каждом случае звонил в колокольчик, пока Нюх наконец не попросил его прекратить.
— Но на дороге были пешеходы, — возразил Грязнуля. — Мы же не хотим кого-нибудь переехать, верно?
— Уверен, что тот жук, о котором ты так беспокоишься, успел убраться с дороги еще до того, как ты подъехал к нему на пару метров, — сказал Нюх. — И в любом случае о твоем приближении он узнал не меньше чем за милю.
— Но он мог забыть, что мы едем по тропинке, или мог заглядеться на наши сверкающие новенькие велосипеды…
— Вряд ли, — скептически заверил его Нюх. — К тому же я буду тебе очень благодарен, если ты перестанешь трезвонить на всю округу.
— Но это же половина удовольствия, — проворчал Грязнуля.
— Должен напомнить, — прервал его Нюх, — что речь идет не об удовольствиях. Мы на территории волков, тем более в полнолуние. Так что нам очень повезет, если удастся выбраться отсюда целыми и невредимыми. А то перегрызут горло — и поминай как звали. Ночью, когда на небе полная луна, волки совершенно не понимают, что делают.
Грязнуля внял увещеваниям Нюха. Не то чтобы он сильно беспокоился о том, что ему могут перегрызть горло, но предупреждать волков о своем приближении ему не хотелось. Естественно, Нюх хотел застать волков врасплох. А если колокольчики будут постоянно звенеть, то еще неизвестно, кто кого застанет врасплох. Волки умеют отлично маскироваться — спрячутся так, что ты и в двух шагах никого не заметишь. А потом набросятся — и конец. Так что лучше, чтобы они не знали о твоем приближении.
Когда наши велосипедисты подъехали ближе, они обнаружили, что на поляне стоит здоровенный волчище и, запрокинув голову к небу, вдохновенно выводит свою песнь. Глаза у него были закрыты, а нос обращен к луне. Вой был такой пронзительный и тоскливый, какого им никогда не доводилось слышать. Из леса доносились и другие голоса, волки и волчата подвывали вожаку, кто во что горазд. Ни о какой стройности или гармонии и речи не было. Самым главным было выть как можно громче, а в перерывах между воем еще и скулить.
Что и говорить, зрелище было устрашающее, ибо нет ничего страшнее взрослого волка, такого огромного, что он легко мог бы проглотить всех трех ласок вместе с их велосипедами. Широкая грудь, сильные лапы, которые опирались на камень и легко удерживали громадное тело. На его шкуре поблескивали капельки вечерней росы. А с земли поднимался туман, делая волка немного призрачным.
Плакса вздрогнул.
— Только посмотрите на него! — прошептал он. — В жизни такого громилу не видел. Может, лучше вернуться и сесть на поезд?
— Я бы с тобой согласился, — мрачно признал Нюх, — если бы в этом волке не было чего-то странного. Взгляните-ка на него повнимательнее. За все время, что мы наблюдаем за ним, он не шевельнул ни единым мускулом, ни разу не переступил лапами, а ведь такое пение отнимает много сил. Он ни разу не вдохнул воздуха, не опустил голову между руладами, чтобы захлопнуть пасть и выбрать лучшее положение для пения…
— Вот захлопнет он пасть и проглотит нас, если мы сейчас же не уберемся, — предостерег Плакса. — Попомните мои слова.
Но Нюх настоял на том, чтобы они двинулись вперед. Ласки спрятали велосипеды в кустах и дальше пошли пешком. Добравшись до деревьев, они тотчас ощутили запах дыма. Немного дальше между деревьями виднелся костер. А вокруг него сидели странные фигуры. И фигуры эти никак не могли быть волками — слишком уж они были малы, даже меньше ласок, которые сейчас осторожно подползали к ним.
Вокруг костра их сидело десятка два, они смеялись и болтали, но такими пронзительными голосами, что, казалось, не привыкли сидеть у костра в компании и обсуждать что-то. Да и вообще им не очень-то нравится быть вместе. Эти животные, в отличие от волков, собирались лишь в случае крайней необходимости.
— Землеройки, — пробормотал Грязнуля. — И сколько их тут! Интересно, ведь они не переносят друг друга, так что же тут делает вся эта толпа?
В древние времена считалось, что землеройки нисколько не умнее мышей и разум у них отсутствует. Но недавно Нюх прочел в газете, что какой-то профессор из университета Туманного обнаружил в тех местах, где живут землеройки, глиняные таблички со странными царапинами. Он объявил, что это не что иное, как победные песни землероек и того периода, когда нынешние животные не умели даже говорить.
Ну а «волк», стоящий на поляне, был всего-навсего чучелом. Теперь, когда ласки подобрались ближе, Нюх отчетливо это видел. Его тело было связано из снопа соломы, лапы — из картофельной ботвы, хвост — из осоки, а уши — из сухих листьев.
Вскоре ласки поняли и происхождение «волчьего» воя.
В кустах между двумя ветками была укреплена длинная раковина, и одна из землероек, прикладывая губы к узкому концу этой ракушки, дула в нее. Звук получался точь-в-точь как волчий вой — такой же жалобный и пронзительный. Итак, землеройки изображали волков. Но зачем? Для чего нужно было вводить в заблуждение весь городок?
Скоро ласки узнали и это.
Постанывая и кряхтя, землеройки поднялись на лапы и, отойдя от костра, надели маски, которые спереди выглядели в точности как волчьи морды. Издалека наверняка казалось, что из лесу вышли настоящие волки и медленно спускаются с холма.
— Так, — сказал Нюх, уже догадавшийся, для чего задуман весь этот маскарад. — Мы не можем оставить это. Идите-ка за мной.
С этими словами он снял с себя пиджак и пополз в сторону землеройки, который упоенно трубил в раковину. Добравшись до него, Нюх хлопнул «волка» по плечу. Землеройка так и взвился в воздух. Он взвизгнул, и, усиленный раковиной, этот звук долетел, наверное, до самого Туманного, не то что до каких-то там Воющих Холмов.