В коттедж просачивались автоматчики в шлемах, офицеры управления в штатском.
— Репнин, вы что тут натворили? — ужаснулся подполковник Пещерник — непосредственный начальник Мезенцевой. — Что за мясорубка? И как нам их допрашивать?
— Можно медиумов позвать… — отвернувшись, пробормотал Балабанюк.
Молодой капитан Никонов, координирующий в этом деле работу федеральных служб и уже осмотревший тела, рассмеялся.
— Все в порядке, товарищ подполковник, — проговорил Репнин, — слева — мертвые, справа — живые.
— И как прикажете их воскрешать? — неуверенно спросила Мезенцева, скептически озирая тела. — Эти люди знали имена тех, кого им удалось завербовать…
— Мы тоже знаем парочку имен, — загадочно улыбнулся Вадим. — Кстати, Валентина Сергеевна, с глубочайшим сожалением должен сообщить, что одно из имен… ваше.
— Вы о чем? — Она с трудом проглотила комок слюны. — При чем тут… мое имя? — И посмотрела на подполковника, как будто просила у него защиты.
Тот тоже ничего не понял, но на всякий случай продолжал хмуриться. В этот момент Мезенцева почувствовала себя, словно в вакууме, и, покрывшись мертвенной бледностью, постаралась разыграть возмущение:
— Да что тут происходит, в конце концов?
— Валентина Сергеевна, вы только не волнуйтесь. — Никонов обменялся с Вадимом многозначительной улыбочкой. — Думаю, мы очень скоро во всем разберемся.
— Я не понимаю, что здесь происходит и почему я должна здесь оставаться, — заявила она. — Это заговор, товарищи офицеры. Хотя допускаю, что вас ввели в заблуждение.
Мезенцева неуверенно направилась к выходу. Никто из офицеров даже не шевельнулся, только Вадим выразительно глянул в глаза собровцу на входе. Тот шагнул в сторону, перекрывая ей проход. Люди отворачивались, смущались, словно вынуждены были делать что-то постыдное…
Отряд базировался на окраине Красногорска. Они доехали до города лишь к утру — донельзя уставшие, но переполненные чувством выполненного долга. Семиместный джип «Тойота Фортунер» летел без остановок по Волоколамской трассе. Капралов яростно зевал за рулем, а когда товарищи хором набрасывались на него, чтобы не спал, он невозмутимо ухмылялся: все в порядке, товарищи офицеры и прапорщики, машина едет на автопилоте! На базе бойцы разбрелись. Кто-то отправился в общежитие, кто-то на съемную квартиру. Бойцы спецназа не купались в роскоши, и их жилища мало напоминали апартаменты обеспеченных слоев населения. В пустой комнате отдыха Вадим рухнул на жесткую кушетку, связался по закрытому каналу с полковником Паньковым Эдуардом Романовичем. Полковник был заместителем начальника управления спецмероприятий Федеральной службы противодействия террору генерал-майора Кашарина и являлся куратором группы «Поток».
— Молодец, Вадим, рад, что вы справились, — отозвался Паньков. — Я сегодня же доложу начальству, ждите поощрения. А пока каждому трое суток отпуска. Можете съездить домой, отдохнуть, расслабиться. Много не пейте, — предостерег Эдуард Романович. — Можете понадобиться… Послушай, Вадим, — как-то неуверенно сказал куратор, — ты умный парень, многое понимаешь… Скажи, эти люди действительно планировали теракты в Москве?
— На это все указывает, Эдуард Романович. В душу мертвым и покалеченным не лезли. Слесаренко, которого мы допрашивали… гм, на природе, всего лишь связник. Вас что-то удивляет?
— А тебя нет? Я до сих пор считаю, что украинцы и русские — братья, неразлейвода. Их больше связывает, чем разъединяет. У нас у всех там родственники. И у них у всех — родня в России. Почему так вышло…
— Все сложно в этом мире, товарищ полковник… — Вадим не удержался, зевнул.
— Сложно, говоришь? Ну-ну… Ладно, спи, герой. И пусть тебе приснится работа после выхода из краткосрочного отпуска.
Ему ничего не снилось. Он даже не спал. Собрался, покинул предутреннюю базу. На этой окраине Красногорска помимо частного сектора было несколько жилых пятиэтажек. В одной из них на первом этаже Вадим снимал однокомнатную квартиру. Мебели в «майорских хоромах» был самый минимум, порядок наводился нечасто. Жилье считалось временным. Начальство обещало выделить когда-нибудь приличную квартиру в Красногорске или даже на окраине Москвы как особо ценному сотруднику, чтобы он мог перевезти сюда семью и зажить нормальной жизнью. Это было даже не смешно. Сначала он верил высоким обещаниям, потом относился к ним с иронией, потом — со злобным сарказмом. Квартиры получали те, кто пороха не нюхал. Многие даже покупали. Те, кто попроще, брали ипотеку, влезая в пожизненную кабалу («Ипотенты несчастные», — подтрунивал он над ними). Тянулись месяцы, служба проходила энергично, с огоньком, бытие же вне службы было серым, унылым и исполненным голубиной тоски…