Как случилось, что я опустился перед ней на колени, что она склонилась ко мне, я обвил ее руками и на губах моих загорелся долгий, жаркий поцелуй? Как же случилось, что я не потерял рассудка, почувствовав, что она нежно прижимает меня к себе, а выпустил ее из объятий и, быстро поднявшись, подошел к фортепьяно?
Отвернувшись, баронесса сделала несколько шагов к окну, потом обернулась и подошла ко мне с почти гордым видом, который вовсе не был ей свойственен.
— Ваш дядя — самый достойный человек из всех, кого я знаю, — сказала она, — он ангел-хранитель нашей семьи, пусть поминает он меня в своих молитвах!
Я не мог проронить ни слова, губительный яд, который вкусил я с ее поцелуем, проник во все мои жилы и нервы и жег их огнем! Тут вошла фрейлейн Адельгейда; неистовая душевная борьба излилась горячими слезами, которых я не мог сдержать. Адельгейда посмотрела на меня с удивлением и многозначительной улыбкой, я готов был ее убить. Баронесса протянула мне руку и сказала с невыразимой нежностью:
— Прощайте, мой милый друг! Прощайте! Помните, что, быть может, никто лучше меня не понимал вашей музыки; эти звуки будут долго жить в моей душе.
Я пробормотал несколько бессмысленных слов и опрометью бросился в свою комнату.
Старик мой уже спал. Я пошел в залу, упал на колени, горько рыдал, призывая имя возлюбленной, — словом, предался всем глупостям любовного безумия, и только громкий возглас проснувшегося дяди: «Тезка, ты, кажется, помешался! Или снова борешься с волком? Ложись в постель!» — только этот возглас заставил меня войти и комнату, где я улегся спать с твердым намерением видеть во сне одну Серафину.
Было уже за полночь, когда я, еще не успев заснуть, услышал отдаленные голоса, беготню вверх и вниз по лестницам и хлопанье дверей. Я прислушался — и услышал в коридоре приближающиеся шаги, потом открылась дверь в залу, и вскоре постучали в нашу комнату.
— Кто там? — громко спросил я.
— Господин стряпчий, господин стряпчий, проснитесь! — доносилось из-за дверей.
Я узнал голос Франца и когда спросил: «Уж не пожар ли в замке?»— старик мой проснулся и закричал:
— Где горит? Где опять началась эта проклятая чертова игра?
— Ах, вставайте, господин стряпчий, вставайте, — стонал Франц, — вас требует господин барон.
— Чего нужно от меня барону? — спросил старик, — разве он не знает, что стряпчие ночью имеют обыкновение спать?
— Ах, — тревожно воскликнул Франц, — вставайте же, дражайший господин стряпчий, госпожа баронесса при смерти!
С криком ужаса вскочил я с постели.
— Отвори Францу дверь! — крикнул мне старик.
Я, совершенно обезумев, метался по комнате, не находя ни дверей, ни ключа. Дядя вынужден был мне помочь. Франц вошел бледный, с расстроенным лицом и зажег свечи.
Едва мы успели набросить на себя платье, как услышали в зале голос барона:
— Могу я поговорить с вами, любезный Ф.?
— А ты зачем оделся, тезка? Барон ведь посылал только за мной, — заметил старик, собираясь выходить.
— Я должен пойти туда, я должен ее увидеть и потом умереть, — промолвил я глухо, как бы раздавленный безутешной скорбью.
— Здорово ты придумал, тезка! — говоря это, старик захлопнул дверь перед самым моим носом, так что завизжали петли, и запер ее снаружи. В первую минуту, возмущенный этим насилием, я хотел вышибить дверь, но, быстро сообразив, что такое необузданное бешенство может иметь только дурные последствия, решил дождаться возвращения дяди, а там уж, чего бы мне это ни стоило, вырваться отсюда. Я слышал, как старик возбужденно говорил с бароном, слышал, что они несколько раз упоминали мое имя, но больше ничего не мог разобрать. С каждой секундой положение мое становилось все убийственнее. Наконец я услышал, что кто-то пришел за бароном и он выбежал из залы. Старик вошел в комнату.
— Она умерла! — крикнул я, бросаясь ему навстречу.
— А ты спятил! — ответил он спокойно, взял меня за плечи и усадил на стул.
— Я пойду туда! — кричал я, — я должен быть там, должен видеть ее, хотя бы это стоило мне жизни.
— Изволь, милый тезка, — сказал старик, запирая дверь, вынимая из нее ключ и кладя его в карман. Дикая ярость взыграла по мне, я схватил заряженное ружье и закричал:
— Я всажу себе пулю в лоб, если вы сейчас же не отопрете дверь!