6
В железной клетке «газика», в сопровождении следователя меня доставили в КПЗ и под расписку сдали дежурному лейтенанту. Тут же, без лишних проволочек, отвели в камеру — просторную, на шесть мест, и абсолютно пустую. Я повалился на голые нары, лицом вниз и, похоже, тотчас отключился. Мне снилось, будто за мной гонится танк, лязгает гусеницами, а я, как заяц, петляя, пытаюсь увильнуть от него, но он тоже петляет, в точности повторяя все мои виражи…
Проснулся я от лязга отпираемого засова. Пока очухивался, в камеру кто-то вошел, сел рядом на нары. В сумраке, спросонья мне почудилось, будто это мама. Я застонал от счастья, на глаза навернулись слезы. Я уткнулся в мягкие ласковые ладони, зарылся в них, спрятался. Стало легко и свободно, и совсем не стыдно было слез. Руки бережно держали мое мокрое лицо, гладили по волосам, от них исходило тепло и спокойствие. Они наполняли меня уверенностью — не оставят в беде, защитят, отведут все напасти. И правда, я стал успокаиваться.
Сквозь слезы и горечь, все еще терзавшую душу, я вдруг почувствовал запах нашатыря. Так пахнет свежая спецодежда. Во время стирки зачем-то добавляют нашатырный спирт, и потом, хотя и полощут в пяти водах, спецодежда пахнет нашатырем, особенно свежая, только что из прачечной.
Я поднял голову — рядом со мной сидела Света! Лицо ее было печально, задумчиво. Казалось, она забыла про меня, ушла в свои мысли, а меня гладит машинально, как гладят пригревшегося котенка.
— Света, — прошептал я, и голос мой прервался.
— Пойдем, — сказала она тоже шепотом.
— Куда еще? — невольно вырвалось у меня. Видно, страх еще крепко держал меня.
— Пошли, пошли. — Она поднялась, вытерла ладонью мне глаза, пригладила вздыбленные волосы. — Только молчи, ни о чем не спрашивай. Молчи и все. Хорошо?
Мы вышли из камеры. Света вела меня за руку, как ребенка. В помещении дежурного горел свет. Лейтенант играл в шахматы с милиционером, третий, тоже в милицейской форме, наблюдал за игрой. Светлана помахала им рукой — лейтенант, занятый игрой, лишь небрежно кивнул.
У входа глянцевито поблескивала новенькими боками «Волга» — двадцать первая, «морская волна»! С заднего сиденья меня с интересом разглядывала овчарка — в карих глазах ее, казалось мне, посверкивали насмешливые искорки.
Светлана распахнула переднюю дверцу.
— Садись, не бойся. Барсик — умница, не в хозяина. Да, Барсик? — обратилась она к собаке. Барс осклабился, дружелюбно замахал лапой. — Ну, ну, сидеть! Нежности — потом.
Барсик распластался на заднем сиденьи, и мы поехали. До проходной доехали молча. Какой-то ком в горле мешал мне говорить. Света лишь поглядывала на меня, не тревожа вопросами. У проходной мне пришлось высаживаться и идти через свою ячейку — пропуск, как ни странно, был на месте. Светлана проехала напрямую, значит, у нее был пропуск-вездеход! Барс, как существо беспаспортное, въехал в рабочую зону беспрепятственно — охрана его знала, солдаты отпускали шуточки, на которые Светлана не реагировала.
Когда я снова сел рядом с ней уже внутри зоны, она пытливо посмотрела на меня, улыбнулась:
— Малость трухнул, да!
— Есть немножко, — признался я. — Но что все это значит?
— Скажи, а что в камере? Нервы сдали? — спросила она, пропустив мой вопрос мимо ушей.
— Показалось, будто вошла мама. Понимаешь, тебя принял за маму, вот и…
— Понятно… А что мама, пишет тебе?
— Конечно! Мы с ней кореша.
— А отец?
— Отец… Отцу вечно некогда. Военный строитель.
— Да уж знаю, прочитала твои откровения. Вот, держи! — Она вытянула из рукава свернутые трубочкой листы.
— Протокол?! — воскликнул я, не веря своим глазам. — Да? Это протокол?
— Да, да, да! — прокричала мне в ухо Светлана. — Держи да помни! Ну! Держи!
Я взял листы. Светлана наддала газу, мы помчались по пустынной полутемной дороге внутри рабочей зоны. Огни фонарей охранного периметра мелькнули справа, освещая на какой-то миг внутренность машины — улыбающуюся Светлану, острые уши сидящего сзади Барса, листы протокола у меня На коленях. В предрассветной мгле навстречу выдвигались из мути и проносились слева длинные глухие стены корпусов зоны «А». За ними промелькнул трехэтажный корпус зоны «Д» — мой корпус! Потом тусклым красным светом обозначился подъезд зоны «Б», откуда меня не так давно вывели как шпиона.