— Ах ты, гад! — вдруг вскрикнула Светка. — Смотри, смотри!
Вдали, от здания зоны «Б» в нашу сторону двигались два ярких огня, явно автомобильные фары.
— Неужели он?! — с ненавистью прошептала Светка. — В командировку же собирался!
Фары покачивались во мраке, надвигались на нас. В полосу света вбежал Барс с весело поднятым хвостом — понял, кто едет! Светка схватилась за мою руку, стиснула.
— Сиди, не бойся, я — сама с ним…
Нашарив тапочки, она обулась. Подъехавшая машина остановилась чуть поодаль. Свет фар слепил, ничего невозможно было разглядеть. Хлопнула дверца. Грузная высокая фигура как-то вдруг выросла перед машиной. Барс прыгал вокруг человека — радовался хозяину. Братчиков, не обращая внимания на собаку, шел к нам, засунув руки глубоко в карманы куртки. Голова его была открыта, редкие волосы вздымались торчком, как будто внутри его головы был вмонтирован вентилятор, гнавший воздух вверх. Он шел, раскачиваясь из стороны в сторону, неся в себе грозную силу обманутого владельца собственности… Мне стало страшно. Страшно было и Светлане, я видел, как затвердело, прорезалось морщинами ее лицо. Она выпустила мою руку и резко, словно кидалась в ледяную воду, выпрыгнула из машины. Дверца осталась открытой, и шум водосбора ворвался в кабину.
Они сошлись в пяти-шести шагах от меня. Слов было не разобрать, но по жестам я догадывался, что разговор пошел горячий. Светка то и дело взмахивала руками, показывая то в сторону зоны, откуда светил прожектор, то на площадку насосной. По жестам, по мимике, когда лицо ее попадало в лучи света от фар, я догадывался, что она нападает: мы, дескать, хотели посмотреть насосную, а твои подонки включили прожектор… Так мне казалось, но о чем говорили они на самом деле, я не знал. Видимо, все было совсем по-другому.
Братчиков вдруг коротким тычком ударил Светлану в лицо, и она повалилась ему под ноги — будто вот-вот обхватит его сапоги и станет умолять о пощаде.
Но Светка вяло откинулась на спину и осталась в этой неестественной, неудобной позе: на коленях, а голова и руки откинуты назад. Братчиков носком сапога пнул ее в бок, еще и еще — она повалилась на бок, прикрыла голову руками.
Я выскочил из машины, подбежал к Светке, склонился над ней. И в тот же момент оглушительный удар снизу в лицо откинул меня в сторону. На какое-то время я отключился. Когда пришел в себя, то услышал чей-то стон. Оказывается, это стонал я. Я стонал и корчился от боли. Лицо горело, его просто не было — сплошная гудящая рана. Во рту, в носу что-то хлюпало, булькало, я захлебывался, не мог вздохнуть, кашель сотрясал всего меня. И все же услышал — где-то совсем рядом взревел мотор. «Задавит!» — страшная мысль пронзила меня, и я из последних сил отполз в темноту. У самого уха прошуршали шины, камешек из-под колес выстрелил мне прямо в лоб, вызвав целый фейерверк искр внутри моей растерзанной головы.
Долго, мучительно долго я приходил в себя. Наконец смог поднять голову. Ни Светки, ни Братчикова, ни собаки, ни машин. «Значит, он был с шофером», — отметил про себя. Пустынный берег терялся в предутреннем тумане. Все с тем же напором шумел водосброс.
На дрожащих, подгибающихся ногах я кое-как спустился к воде, осторожно ополоснул лицо. Даже от нежных прикосновений воды я чуть не потерял сознание. Но, поплескивая понемногу, смыл кровь, промыл глаза. Теперь мог и подняться. На четвереньках я вполз по склону на дорогу. Среди бурых пятен крови и черных капель моторного масла обнаружил раздавленный, со следами шин мой пропуск в зону «Д».
Пошатываясь, с трудом переставляя ноги, я побрел вдоль канала. Тоскливо кричали проснувшиеся чайки. Их крики, сначала еле различимые из-за шума воды, становились все более громкими, режущими душу. Каждый шаг вызывал острую боль. Но я все шел и шел, и, когда добрел до своего здания, кончилась ночная смена. Смешавшись с толпой, я добрался до общежития и наконец-то вытянулся на своей койке. В комнату зашел Фомич, посмотрел на меня слезящимся глазом и, ничего не сказав, вышел.
Я лежал и обдумывал, как мне найти Светку и как наказать жлоба Братчикова. Если первое, по моим понятиям, теперь не представляло труда, то второе…
Мои размышления прервал шум подъехавшей машины. Уверенные крепкие шаги прозвучали в коридоре — дверь распахнулась, и двое в штатском бесцеремонно вошли в комнату.