Вот так хорошо. Немного лучше. Дигиталин. У Бобби хранилось немного. Сердце бьется просто невероятно, но я по крайней мере могу снова думать.
Вулкан – гора Милосердие, так мы ее называли, – взорвался именно в то время, когда предсказал Дьюк Роджерс. Все взлитело кнебу и на некаторое время внимание всех устремилось от обычных дел к небу. И бум-бах-тарарах, сказала девушка, уронив бюстгальтер!
Все произошло очень быстро как секс и чеке и все снова стали здоровыми. Я хочу сказать Стоп Господи всемилостивейший, дай мне силы закончить это.
Я хочу сказать что все остановились. Все начали оглядываться по старанам чтобы понять что ани делают. Мир начил находить на ос в гнезде Бобби каторый паказал мне он где ани не так кусаются. Прашло три года пахожих на бабье лето. Люди начали сабираться вместе как втой старой песне каторай говорилась давайте все собиремся вместе пряма сичас, ну как хотели все хиппи, ты нет, любов, цвиты и Стп
Принял дозу побольше. Впечатление такое, что сердце выскакивает через уши. Но если я полностью сконцентрируюсь, направлю всю свою силы Да, это было вроде бабьего лета, вот что я хотел сказать. Бобби продалжал свои ис… иследавания. Ла-Плата. Социаолагические ивсе такое. Помните старого шерифа? Толстого стараго республиканца каторый так мог падражать Родни Янгбладу? Как Бобби сказал что у нево первые симптопы болезни Родни?
Сконцентрируй все свои силы кретин Это был не только он; оказалось, что в этой части Техаса много чего происходит. Я имею в виду болезнь все святых, вот кого я имею в виду.
Втечение трех лет мы с Бобби были там. Создали новуюпруграмму. Новую схему с кружками. Я увидел что происходит и вернулся обратно сюда. Бобби и его ассистенты остались там. Один застрилился сказал Бобби когда приезжал сюда.
Подождите одну чер Хорошо. Последний раз. Сердце бьется так, что мне трудно дышать. Новая схема, последняя схема только показала все, когда ее наложили на схему тихотрясения. Схема тихотря-сения показывает количество насилея сокращается когда приближаешься к Ла-Плате: схема болезни Альцгеймера димонстрирует резкий рост старческого маразма мере преблежения к Ла-Плате. Люди становятся там глупыми очипь маладыми. Бобо и я старались быть осторожными следующие три года, пили только менеральную воду «Перрье» и дождь насиди длинные площи. Поэтому никакая война когда весе астольные начали делаться глупыми мы астались как ранше и я приехол сюда потому што он мой брат е помню ево име
Бобби
Бобби когда он прешел ка мне плача и я увидил Бобби я люблю тибя Бобби он скозал извени миня Баувау извени миня я сделал мир полным дураков и критинав и я ответил луше дураки и критины чем сгаревший шар ф козмозе и он заплакал и папрасил миня вспрыскнуть иму спициалной воды и я сказал да и он спрасил запишу ли я все што слу-шилось и я сказал да и мне кажетца запесал но ни помню потаму что вижу слова и не панимаю што они значет У миня есть Бобби его завут брат и я видел и напесал и есть бокс куда Бобби скозал полный харошева воздуха сохронится мильон лет пращай пращай навсегда брат бобби я люблу тибе ты не венават я люблу тибя пращаютибя люблутибя согрешил ради (всиго мир), твой Арт
Не выношу маленьких детей
Мисс Сидли была училкой.
Маленькая женщина, которой приходилось тянуться на цыпочках, когда она писала в верхней части доски, что она сейчас и делала. За ее спиной никто из учеников не хихикал, и не шептал, и не сосал исподтишка конфету, пряча ее в кулачке. Они хорошо знали убийственные инстинкты мисс Сидли. Мисс Сидли всегда могла сказать, кто жует резинку на задней парте, у кого в кармане рогатка, кто просится в туалет, чтобы меняться там бейсбольными фишками. Подобно Богу, она всегда знала все обо всех.
Волосы у нее седели, и корсет, которым она поддерживала слабеющий позвоночник, четко просматривался сквозь легкую ткань ее платья. Маленькая болезненная женщина с глазами-буравчиками. Тем не менее ее боялись. О ее язычке в школе ходили легенды. Когда она устремляла взгляд на того, кто хихикал или шептал, самые крепкие ноги делались ватными.
Теперь, выписывая слова, правописание которых сегодня надлежало проверить, она размышляла о том, что успех ее долгой педагогической карьеры можно выразить вот этим простым повседневным действием: она могла совершенно спокойно поворачиваться спиной к классу.
– Каникулы, – назвала она слово, заполняя доску четкими буквами. – Эдвард, пожалуйста, составь предложение со словом «каникулы».
– Я ездил на каникулы в Нью-Йорк, – пропел Эдвард. Затем, как учила мисс Сидли, повторил слово по слогам: – Ка-ни-ку-лы.
– Очень хорошо, Эдвард. – Она начала следующее слово.
У нее были, конечно, свои маленькие хитрости: успех, твердо верила она, зависит от мелочей в такой же степени, как и от главного. Этот принцип она неуклонно проводила в жизнь в классе, и он никогда не подводил.
– Джейн, – спокойно произнесла она.
Джейн, украдкой рассматривавшая картинки в хрестоматии, подняла глаза с виноватым видом.
– Пожалуйста, немедленно закрой книгу. – Книга захлопнулась; бледными от ненависти глазами Джейн уставилась в спину мисс Сидли. – Останешься в классе на пятнадцать минут после звонка.
У Джейн задрожали губы:
– Да, мисс Сидли.
Одним из ее трюков было умение ловко пользоваться очками. Весь класс отражался в ее толстых стеклах, и, втайне она всегда наслаждалась видом виноватых, перепуганных физиономий тех, чьи мелкие шалости она разоблачала. Теперь она заметила, как бледный, искаженный очками Роберт за первой партой сморщил нос. Она промолчала. Пока. Роберт сам попадется на крючок, если просунуть его чуть дальше.
– Роберт, – она чеканила слоги, – Роберт, пожалуйста, составь предложение со словом «завтра».
Роберт задумался над задачей. Класс разморило на ярком сентябрьском солнышке. Электрические часы над дверью извещали, что остается еще полчаса до желанных трех, и единственное, что не давало детям уснуть над тетрадками по правописанию, была зловещая спина мисс Сидли.
– Я жду, Роберт.
– Завтра случится что-то плохое, – сказал Роберт. Слова звучали абсолютно безобидно, но мисс Сидли, которая, как и все блюстители дисциплины, обладала развитым седьмым чувством, они крайне не понравились. – Зав-тра, – закончил Роберт. Руки у него аккуратно лежали на парте, и он снова сморщил нос. А еще едва заметно улыбнулся краешком рта. Мисс Сидли вдруг ощутила необъяснимую уверенность, что Роберту известен ее трюк с очками.
Ну что ж, прекрасно.
Она начала молча выписывать следующее слово – ее прямая спина говорила сама за себя. Она внимательно следила краем глаза. Скоро Роберт покажет язык или сделает этот отвратительный жест пальцем, который они все знали (кажется, даже девочки теперь знают этот жест), просто чтобы проверить, действительно ли они видит то, что он делает. Вот тогда и последует наказание.
Отражение было слишком невелико, расплывчато и искажено. И она вся сосредоточилась на слове, которое писала, следя разве что совсем крохотным уголком глаза.
Роберт изменился.
До нее дошло лишь слабое отражение, просто пугающее мимолетное превращение лица Роберта во что-то… иное.
Она резко повернулась, бледная, не замечая протестующего прилива боли в спине.
Роберт мягко, вопросительно взирал на нее, руки аккуратно сложены. На затылке первые признаки будущего вихра. Он не выглядел испуганным.
«Мне показалось, – подумала она. – Я на что-то смотрела, и, хотя там ничего не было, мне что-то привиделось. Просто так поучилось. Однако…»
– Роберт? – Она пыталась произнести это властно, так, чтобы в ее голосе звучало невысказанное требование сознаться. Но не вышло.
– Да, мисс Сидли? – Его глаза были темно-карие, почти черные, будто ил на дне ленивого ручья.
– Ничего.
Она повернулась к доске. По классу пронесся шепоток.
«Спокойно!» – приказала она себе и снова обернулась к ним лицом.
– Еще один звук, и вы все останетесь после уроков вместе с Джейн! – Она обращалась ко всему классу, но смотрела прямо на Роберта. Его взгляд выражал оскорбленную невинность: «Кто, я? Только не я, мисс Сидли».