Эйр слегка вздрогнул и сказал:
— И как именно они могли бы это сделать?
— Не знаю, но они что-нибудь придумают. Глупость человека превосходит только его изобретательность. Ты бросил вызов нашему выживанию, и ментальные центры по всему миру работают по три смены в день, изобретая средства для твоего уничтожения. Кто-то придумает решение, и ты погибнешь.
— Я не знаю, как это можно сделать.
— Тебе даны божественные силы, но твое воображение по-прежнему неразвито. Конечно, сам ты ничего не придумаешь.
— А ты сможешь?
— Не смотри на меня так. Я не представляю для тебя опасности. Не сейчас. Я перестал придумывать способы… По крайней мере, я никому о них не рассказываю…
— Хорошо, — кивнул Пол Эйр. — Меня тошнит от всего этого. Нет никакой радости ложиться спать, зная, что тысячи людей ждут в номерах мотеля, чтобы увидеть меня утром, что еще тысячи едут, чтобы увидеть меня на следующее утро. И все же я чувствую, что бедняги нуждаются во мне, и моя совесть будет мучить меня, если я брошу их. Но я также чувствую, что пренебрегаю своим главным долгом. Я должен быть там, искать кого-то, с кем я смог бы стать настоящей парой. Кто-то или что-то, с кем я могу разделить экстаз, который вы… человеческие существа, я имею в виду… никогда не сможете познать.
— Одно — это долг, другое — радость. Вот что тебя мучает, — сказал Тинкроудор.
— Мой долг, — сказал Эйр.
— Ты говоришь так, будто ты нация, а не человек, — вздохнул Тинкроудор.
— Я мог бы выносить еще кого-то внутри себя.
— Смог бы, — отмахнулся Тинкроудор. Выглядел он так, словно удивление отрезвило его. — Ты мог бы носить в себе миллионы гамет-блюдец. Пролети над населенным городом, выпусти желтое облако, и сотни, может быть, тысячи станут оплодотворенными или спермифицированными… Называй как хочешь. И это означало бы конец человеческой расы. Во всяком случае, так, как мы это знаем.
— Вот этого я и не понимаю, — вздохнул Пол Эйр. — Ради эффективности гаметы должны быть распределены среди плотной популяции. Почему желтое облако было выпущено, когда я был единственным, на кого это могло повлиять?
— По логическим причинам мы должны предположить, что это был несчастный случай. Ты выстрелил в то, что, как тебе показалось, было перепелкой, но это был… э-э… человек с блюдцем. Ты ранил его и вывели гаметы раньше времени.
— Да, но почему я не упал замертво, прежде чем выстрелить? А как насчет ее ран? Когда я увидел ее позже, в другой форме, у нее не было даже шрама.
— Сначала втрое… Она, и я полагаю, ты тоже, обладает замечательными свойствами самовосстановления. Если ты можешь исцелять других, почему бы не исцелить себя? Что касается ее уязвимости, то, возможно, форма блюдца не обладает убийственной силой, которой обладает человеческая форма. Гамета, которая слилась с тобой, обладает способностью защищать себя, пока она находится в хрупкой форме, то есть в форме человека. У взрослой формы, или, по крайней мере, у формы блюдца, этого нет.
Почему, я не знаю… — Тинкроудор сделал еще один глоток, а затем продолжал: — Но, возможно, ты еще не взрослый. Или, возможно, у взрослого просто нет способности убивать мыслью, или как бы там оно ни происходило. Помни, когда твоя прародительница бежала с тюремного двора, а вокруг нее летали пули из пулеметов, охранники, стрелявшие в нее, не упали замертво. Это — важно.
Эйр постарался, чтобы в его голосе не прозвучала тревога.
— Тогда почему они не попытались убить меня, когда я был в форме… блюдца?.. Должно быть, они следят за моим окном, выходящим на задний двор. Они видели, как я входил и выходил из него, и они отслеживали меня с помощью радара. Я знаю это, потому что питался волнами их радара.
— Что ты хочешь этим сказать? Их приборы пропускали каждую вторую волну? Они не получили «эха» сигнала?
— Не знаю. Но они, должно быть, подумали, что с их оборудованием что-то не так.
Тинкроудор рассмеялся.
— Они не стреляли в тебя, потому что им никогда не приходило в голову, что тебе может не хватить сил защищаться, когда ты находишься в форме тарелки.
— Значит, ты считаешь, никто об этом не подумал?
Тинкроудор поколебался и ответил:
— По крайней мере, у меня есть такие подозрения.
— И ты никому о них не говорил?
— Никому…
Пола Эйра не беспокоило, что за их разговором следят. Ему было все равно, что телефоны прослушиваются, но он не мог вынести, чтобы его подслушивали, когда он разговаривал с женщинами, которые навещали его. Два раза в день приходили двое мужчин и проверяли квартиру на наличие электронных жучков, а вечером он сам проверял ее с помощью оборудования, предоставленного ФБР.