Работая не покладая рук, несмотря на все препятствия, экипажу удалось снова запустить все двигатели. На пятый день управление рулями было исправлено. Но корпус дирижабля все еще был скособочен, и это вместе с огромной дырой в баллоне делало его аэродинамический неустойчивый. По крайней мере, так нам объяснил Райх. Он, между прочим, ничего не скрывал, рассказывая нам о самом корабле, хотя и не сообщал нам нашего точного местонахождения. Возможно, потому, что он хотел быть уверенным, что мы каким-то образом не доберемся до радиопередатчика и не пошлем сообщение англичанам в Восточной Африке.
Плоская пустыня сменилась горами. Было сброшено еще больше балласта, и L9 едва избежал царапин на некоторых вершинах. Наступила ночь с ее охлаждающими эффектами, и корабль упал. К счастью для нас, горы в этом месте были ниже…
Два дня спустя, когда мы лежали, изнемогая от жары, на мостике, который тянулся вдоль киля, Холмс сказал:
— По моим расчетам, сейчас мы находимся где-то над Британской Восточной Африкой, где-то в окрестностях озера Виктория. Очевидно, что мы никогда не доберемся до Махенге или вообще куда-либо в Германской Восточной Африке. Дирижабль потерял слишком много водорода. Я подслушал несколько осторожных комментариев на этот счет Райха и Тринга. Они думают, что мы разобьемся где-нибудь сегодня ночью. Вместо того чтобы искать ближайшие британские власти и сдаваться, как это сделал бы любой здравомыслящий человек, они полны решимости пересечь нашу территорию и перебраться на территорию Германии. Знаете ли вы, сколько миль вельда, джунглей и болот, кишащих львами, носорогами, гадюками, дикарями, малярией, лихорадкой Денге и бог знает чем еще нам придется пройти? Вернее, попытаться пройти пешком?
— Может быть, нам удастся ускользнуть как-нибудь ночью?
— И что мы тогда будем делать? — с горечью вздохнул Холмс. — Ватсон, мы с вами хорошо знаем лондонские джунгли и вполне приспособлены для сафари по ним. Но здесь… нет, Ватсон, любой чернокожий восьмилетний ребенок знает много больше нас, чтобы выжить в этих дебрях.
— Печальная перспектива, — мрачно сказал я.
— Хотя я происхожу из семьи великих французских художников, — заметил Холмс, — сам я не умею писать красивые картины.
Холмс усмехнулся тогда, и я был воодушевлен. Холмс никогда не сдавался. Его неукротимый английский дух не мог быть побежден, но мог пасть в бою. И я надеялся, что в этот миг буду рядом с ним. Разве не лучше погибнуть в седле, пока еще есть силы, чем умереть в постели, когда ты стар, искалечен, болен и, возможно, идиот, пускающий слюни и делающий всякие жалкие, тошнотворные вещи?
Вечером мы приготовились покинуть корабль. Балластная вода из балласта была перелита в переносные контейнеры, запасы продовольствия распределили по мешкам, сделанным из хлопчатобумажной ткани, оторванной от корпуса… Мы ждали. Где-то после полуночи наступил конец. К счастью, стояла безоблачная ночь, и луна светила достаточно ярко, чтобы мы могли разглядеть, хотя и не слишком отчетливо, местность внизу. Это были невысокие горы, заросшие джунглями. Корабль пошел вниз, спускаясь в извилистую долину, по дну которой бежал серебристый ручей. Затем нам нужно было резко подняться, но мы не могли этого сделать.
Мы уже сидели в рубке управления, когда перед нами встал склон холма. Райх отдал приказ, и мы выбросили наши припасы, тем самым облегчив груз и дав еще несколько секунд передышки. Нам, двум заключенным, вежливо разрешили прыгать первыми. Райх сделал это, потому что корабль поднимался, когда члены экипажа прыгали, и он хотел, чтобы мы были ближе к земле. Мы были стары и не так проворны, и он считал, что нам нужны все преимущества.
Он был прав. Несмотря на то что мы с Холмсом упали в кусты, которые облегчили наше падение, мы были все в синяках. Однако мы выбрались из зарослей и отправились сквозь кусты к мешкам с припасами. Дирижабль же пронесся над нами, скользя огромной тенью, как плащ, и вдруг наткнулся на что-то. Жужжащие пропеллеры отключились, корпус смялся, и кабина оторвалась с нервно-скрежещущим звуком. Потом сам баллон, освободившийся от лишнего груза, взмыл в небеса. Но очевидно было, что ему совсем не долго оставалось бороздить африканские небеса. Через несколько минут он взорвался. Райх оставил несколько бомб замедленного действия рядом с газовыми камерами.