— И вся деревня увидела бы, чем мы заняты? — вздохнул я. — Нет, Холмс, днем на дерево невозможно забраться незамеченным. А если мы сделаем это ночью, то ничего не увидим из-за темноты. В любом случае, такая попытка, вероятно, будет означать мгновенную смерть.
— Ночью в здании горят факелы, — сказал он. — Послушайте, Ватсон, если вам не по душе это приключение в лесу, я пойду один.
Вот почему, несмотря на мои дурные предчувствия, в пасмурную ночь мы залезли на это высокое дерево… После того как фон Борк и Райх уснули, а наши стражники задремали и в деревне воцарилась тишина, нарушаемая только пением в храме, мы выбрались из хижины. Накануне Холмс спрятал веревку, но даже с ней забраться на дерево оказалось нелегко. Мы были не двадцатилетними юнцами, проворными и бесстрашными как обезьяны. Холмс перебросил утяжеленный конец веревки через нижнюю ветку, находившуюся на высоте двадцати футов, и связал их вместе.
Затем, ухватившись обеими руками за веревку и упершись ногами в ствол, он пошел, держась почти перпендикулярно стволу, вверх по дереву. Добравшись до ветки, он долго отдыхал, задыхаясь. Он хватал ртом воздух с такими звуками, так громко, что я испугался, как бы он не разбудил жителей деревни в соседних хижинах. Придя в себя, он позвал меня, потребовав, чтобы я поднялся наверх. Так как я был тяжелее и на несколько лет старше, мне не хватало кошачьих мускулов Холмса, имея больше телосложения медведя, я едва сумел подняться. Я обхватил ногами веревку — не ходить же мне под углом девяносто градусов к дереву — и с трудом, задыхаясь, подтянулся… В конце концов, я англичанин, да и Холмс сильно помог мне, втащив на ветвь, когда я уже начал бояться, что это мое последнее приключение.
Отдохнув, мы с легкостью поднялись по ветвям к месту примерно в десяти футах ниже вершины дерева. Оттуда мы могли заглянуть почти прямо вниз через отверстие в середине крыши. Факелы внутри позволяли нам довольно ясно видеть внутренности храма.
Мы оба ахнули, когда увидели женщину, стоящую в центре здания у каменного алтаря. Красавица — одна из самых изящных созданий, когда-либо украшавших эту планету. У нее были длинные золотистые волосы и глаза, которые казались темными с того места, где мы сидели, но которые, как мы позже выяснили, были темно-серыми. На ней не было ничего, кроме ожерелья из каких-то камней, которые сверкали, когда она двигалась. Хотя я был очарован, я также чувствовал что-то вроде стыда, как если бы я был подглядывал за женской раздевалкой. Мне пришлось напомнить себе, что местные женщины в повседневной жизни не носят ничего выше пояса, а когда купаются в озере, то вообще ничего не носят. Так что мы не делали ничего безнравственного. Несмотря на эти рассуждения, мое лицо (и многое другое) разгорячилось…[17]
Красавица долго стояла молча, что, как я ожидал, должно было вывести Холмса из терпения. Но он не пошевелился и не произнес ни слова, так что я полагаю, что на этот раз он не возражал против бездействия. Жрицы пели, а жрецы ходили по кругу, делая знаки руками и пальцами. Затем привели связанного козла, положили на алтарь, и после еще нескольких мумбо-юмбо красавица перерезала ему горло. Кровь собирали в золотую чашу и передавали по кругу в некоем подобии причастия, причем красавица пила первой.
— В высшей степени антисанитарное действо, — пробормотал я, обращаясь к Холмсу.
— Тем не менее эти люди несколько чище, чем обычные лондонцы, — ответил Холмс. — И гораздо чище, чем шотландские крестьяне.
Я чуть было не рассердился на это замечание, так как по материнской линии я шотландец. Холмс знал и это, и мою чувствительность по этому поводу. В последнее время он делал слишком много замечаний такого рода, и, хотя я приписывал их раздражительности, возникающей из-за отсутствия никотина, я, выражаясь по-американски, был сыт по горло. Я уже собрался было возразить, но тут мое сердце подскочило к горлу.
Сверху на мое плечо опустилась чья-то рука. Я знал, что это не Холмс, потому что видел обе его руки.
Глава 10
ХОЛМС ЧУТЬ НЕ свалился с ветки, но его спасла другая рука, ухватившая его за воротник рубашки. Знакомый голос произнес:
— Тихо!
— Грейсток! — ахнул я. А потом, вспомнив, что он все-таки герцог, я сказал: — Я имею в виду, ваша светлость.
— Что ты здесь делаешь, бабуин? — спросил Холмс.
17
Скобки принадлежат редактору. Ватсон вычеркнул эту фразу, но не настолько, чтобы сделать ее неразборчивой. (