Воспоминания о той ночи еще долго являлись ей в снах.
Иногда они с мамой ночевали в гостинице или каком-нибудь другом доме. Работа матери была связана с разъездами. После того как отец заболел, Оливия всегда ездила с ней. Люди называли ее мать звездой, Оливию это очень забавляло. Ведь звезды – это огоньки на небесах, а ее мама была здесь, рядом с ней.
Ее мать снималась в кино, и много-много людей приходило смотреть, как она притворяется кем-то другим. Папа тоже снимался в кино, и Оливия знала историю о том, как они встретились, потом полюбили друг друга и поженились, и у них родилась дочка – она, Оливия.
Когда Оливия скучала по отцу, она брала большую книгу в кожаном переплете и рассматривала свадебные фотографии, где ее мать была принцессой в длинном белом платье с блестками, а отец – принцем в черном костюме.
Там был большой серебристо-белый торт и тетя Джейми в голубом платье, почти такая же красивая, как мама. Оливия представляла там и себя – в розовом платье, с цветами в волосах, улыбающейся и держащей родителей за руки. На фотографиях все улыбались и были счастливы.
Той весной и летом Оливия часто смотрела большой альбом в кожаном переплете.
В ту ночь, когда пришло чудовище, Оливия слышала сквозь сон крики. Она ворочалась, хныкала и думала: «Не делай ей больно. Не обижай мою маму. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»
Она окончательно проснулась от громкого, страшного крика. Оливия выбралась из постели, неслышно пошла по ковру и, протирая глаза, побрела по коридору туда, где теплился свет и где, наверное, была мама.
Но в комнате с большой голубой кроватью и красивыми белыми цветами было пусто. Уютная спальня пахла духами матери, на туалетном столике стояли волшебные бутылочки и горшочки. Оливия немножко поиграла с ними, притворяясь, будто красится и душится, как это делала мать.
Когда-нибудь она тоже будет такой же красивой, как мама. Так говорили все. Она шептала это, прихорашиваясь перед высоким зеркалом, представляя себя принцессой в длинном белом платье.
Потом она устала, захотела спать и пошла искать маму.
Подойдя к лестничной площадке, внизу она увидела свет. Дверь на улицу была открыта, и ночную рубашку Оливии колыхал летний ветерок.
Оливия решила, что внизу собрались гости. Она спускалась по лестнице тихо, как мышка.
Из центрального холла можно было войти в гостиную с высоким потолком и огромным, во всю стену окном с видом на любимый сад матери. В гостиной был большой камин, в хрустальных вазах всегда стояли красивые цветы.
Но в ту ночь на полу валялись хрустальные осколки вперемешку с растоптанными цветами. Стены цвета слоновой кости были забрызганы красным, а столы, которые полировала до блеска веселая горничная Роза, были опрокинуты.
В комнате стоял ужасный запах, от которого Оливию затошнило.
Музыка стала громче. Оливия увидела осколки, сверкавшие, как алмазы, и красные струйки, текшие по белому полу. Всхлипывающая девочка сделала шаг вперед. И увидела все.
Ее мать лежала на боку за диваном, откинув руку и растопырив пальцы. Ее светлые волосы были мокрыми от крови. Крови было слишком много. Ею был пропитан разорванный в клочья белый халат.
Оливия не могла вскрикнуть. Не могла вымолвить ни звука. Сердце ее больно забилось, а по ногам потекла теплая струйка. Но кричать она не могла.
А потом склонившееся над матерью чудовище с руками в крови по локоть, с красными полосами на лице и одежде подняло глаза. Эти глаза были широко открыты и сверкали, как валявшиеся на полу осколки.
– Ливи, – сказал ее отец. – О боже, Ливи!
А когда он поднялся на ноги, девочка увидела в его руке окровавленные ножницы.
Она по-прежнему не могла кричать, но бросилась бежать. Чудовище было настоящим, чудовище пришло, и ей нужно было прятаться. Она услышала долгий протяжный крик, похожий на вой умирающего дикого животного.
Оливия толкнула дверцу шкафа и зарылась в мягкие игрушки. Она ни о чем не думала, ничего не могла понять. Только, не отрывая взгляда, смотрела на дверь, сосала большой палец и, казалось, не слышала криков искавшего ее чудовища.
Двери хлопали, как выстрелы. Чудовище плакало, кричало, грохотало и звало ее по имени.
Оливия, притаившаяся среди игрушек и сама превратившаяся в куклу, съежилась и принялась ждать, когда уже придет мама и вырвет ее из страшного сна.
Там ее и нашел Фрэнк Брэди. Он едва не просмотрел девочку среди медведей, собак и красивых кукол. Она не шевелилась и не произносила ни звука. Ее волосы падали на плечи золотым дождем, в овальном личике не было ни кровинки, огромные янтарные глаза были темными, как мех норки.
У нее глаза матери, с жалостью подумал Фрэнк. Глаза, которые он столько раз видел на экране. Которые менее часа назад он видел безжизненными и подернутыми пленкой.
Глаза девочки смотрели на него, а вернее, сквозь него. Шок, подумал Фрэнк. Он присел на корточки перед малышкой, не сделав попытки взять ребенка на руки.
– Меня зовут Фрэнк, – тихо сказал он, не сводя с нее глаз. – Я не причиню тебе вреда. – Брэди хотелось позвать напарника или кого-нибудь из экспертов, но он боялся, что крик испугает ребенка. – Я полисмен. – Он поднял руку и постучал пальцем по значку на нагрудном кармане. – Милая, ты знаешь, кто такие полисмены?
Она по-прежнему смотрела на Фрэнка широко открытыми глазами, но ему показалось, что в этих глазах мелькнула какая-то искра. Это сознание, сказал он себе. Она слышит меня.
– Мы помогаем людям. Я пришел позаботиться о тебе. Это твои куклы? – Он улыбнулся девочке и поднял мягкую плюшевую лягушку. – Я знаю этого парня. Это Кермит из «Улицы Сезам». Ты смотришь телевизор? А мой босс – вылитый Оскар-Ворчун. Но только не передавай ему мои слова.
Девочка молчала. Тогда он перечислил всех персонажей «Улицы Сезам», которых смог вспомнить, и позволил Кермиту прыгнуть к нему на колено. Широко открытые, пустые глаза Оливии надрывали ему душу.
– Хочешь выйти отсюда? Ты и Кермит? – Он протянул руку.
Рука девочки поднялась, как у марионетки. Когда их ладони соприкоснулись, Оливия бросилась в его объятия и зарылась лицом в плечо.
Хотя Фрэнк был копом уже десять лет, у него едва не разорвалось сердце.
– Ну вот, маленькая. Ты в порядке. Теперь все будет хорошо. – Он гладил ее по волосам и укачивал.
– Здесь чудовище, – прошептала она. Фрэнк оглянулся, а потом медленно встал, продолжая баюкать ребенка.
– Оно ушло.
– Ты прогнал его?
– Оно ушло. – Брэди обвел глазами комнату, нашел одеяло и укутал Оливию.
– Я спряталась. Оно искало меня. У него были мамины ножницы. Я хочу к маме.
Боже! Боже милостивый, только и подумал он.
Услышав в коридоре чьи-то шаги, Оливия негромко вскрикнула и крепко обхватила шею Фрэнка. Он что-то пробормотал, погладил ее по спине и шагнул к двери.
– Фрэнк, тут… Ага, ты нашел ее. – Детектив Трейси Хармон посмотрел на девочку, прижавшуюся к его напарнику. – Соседка сказала, что у нее есть сестра. Джейми Мелберн. Она замужем за Дэвидом Мелберном. Тот что-то вроде музыкального агента. Они живут всего лишь в миле отсюда.
– Извести их. Только осторожно. Милая, ты хочешь к тете Джейми?
– А моя мама там?
– Нет. Но я думаю, она хотела бы, чтобы ты поехала туда.
– Я хочу спать.
– Вот и спи, маленькая. Закрой глаза.
– Она что-нибудь видела? – пробормотал Трейси.
– Ага. – Фрэнк погладил Оливию по волосам, и веки девочки опустились. – Ага. Думаю, она видела слишком много. Слава богу, что этот ублюдок был слишком пьян и не нашел ее. Позвони Мелбернам. Пусть заберут малышку до того, как сюда налетят репортеры.
Он вернулся. Чудовище вернулось. Оливия видела, как это чудовище с лицом ее отца и ножницами матери кралось по дому. Кровь стекала с раскрытых концов ножниц тонкой сверкающей лентой. Оно отцовским голосом шептало ее имя. Оно шло к стенному шкафу, звонко щелкая ножницами.
– Нет, папа! Нет, нет, нет!
– Ливи, милая, все хорошо. Я здесь. Тетя Джейми с тобой.
– Не пускай его! Не дай ему найти меня! – Ливи с плачем бросилась в объятия Джейми.
– Не дам. Не дам. Честное слово. – Измученная Джейми прижала к себе племянницу. Она качала Оливию, пока девочка не перестала дрожать. – Не бойся, родная. Я с тобой.