В городе мы довольно быстро нашли магазин Изобретателя Бордо. Это был маленький приземистый человечек с рябым лицом и седой бородой; один его глаз подергивал тик, а нос был крупным и плоским, но пальцы его были тонкие и изящные, как у женщины. У него был мрачный магазинчик с пыльными деревянными полками и маленькими окнами. Этому зданию, наверное, было десять тысяч лет. На витрине было выставлено несколько элегантных вещиц. Все остальное не заслуживало интереса. Он осторожно поглядывал на нас, видимо, озадаченный появлением Пилигрима и Наблюдателя в его магазинчике.
Принц толкнул меня в бок, и я сказал:
— Моему другу нужны глаза.
— Я делаю такие вещи. Но это стоит очень дорого и потребует долгих месяцев работы. Вряд ли это по средствам любому Пилигриму.
Я положил один драгоценный камень на потертый прилавок:
— У нас есть средства.
Потрясенный до глубины души, Бордо схватил камень, начал вертеть его в разные стороны и увидел, что в сердце камня горит чужеземный свет.
— Если вы придете ко мне еще раз к осени…
— У вас нет готовых глаз? — спросил я.
Он улыбнулся.
— У меня очень редко спрашивают такие вещи, поэтому мы не держим их в запасе.
Я положил на прилавок модель глобуса. Бордо сразу понял, что это работа мастера, и челюсть его отвисла. Он положил глобус на ладонь, а другой рукой стал дергать себя за бороду. Я не мешал ему, я дал ему время полюбить эту вещицу, а потом забрал ее и сказал:
— Мы не можем ждать до осени. Пойдем в какое-нибудь другое место. В Парриш, например.
Я взял Принца под руку, и мы двинулись к двери.
— Постойте! — закричал Бордо. — Дайте мне время хотя бы проверить! Может, у меня и найдется где-нибудь пара…
И он ожесточенно начал рыться в сумках которые висели в глубине магазинчика на стене.
Разумеется, у него нашлись глаза, и я поторговался немного, и мы остановились на кольце, глобусе и одном драгоценном камне. Принц все это время не проронил ни слова. Я настоял на том, чтобы глаза вставили немедленно, и Бордо, возбужденно кивая, закрыл магазинчик, надел шлем мыслепередачи и вызвал Хирурга с угрюмым лицом. И вот уже началась подготовка к операции. Принц лежал на каком-то нелепом ложе в герметическом и стерильном колпаке. Он снял рефлектор и маску. Как только миру предстали резкие черты его лица, Бордо, который бывал при дворе Рама, пробормотал что-то в изумлении. Но тут я наступил ему на ногу. Бордо будто проглотил свои слова, а Хирург, так и не понявший, в чем дело, начал спокойно обрабатывать тампоном раненые глазницы.
Глаза — сферы жемчужно-серого цвета — были меньше настоящих глаз, с узкими поперечными разрезами. Я не знаю, что за механизм был там внутри, но с обратной стороны у них были тончайшие золотые выводы для подсоединения к нервным окончаниям. Всю первую стадию операции Принц спал, пока я и Бордо ассистировали Хирургу. Потом пришло время его разбудить. Лицо его исказила конвульсия боли, но вскоре это прошло, и Бордо пробормотал какую-то молитву.
— Дайте свет, — сказал Хирург.
Бордо подвел ближе круг лампы. Принц сказал:
— Да, да, я вижу разницу.
Бордо вышел, я последовал за ним. Он дрожал, лицо его позеленело от страха.
— Теперь вы убьете нас? — спросил он.
— Конечно, нет.
— Я узнал…
— Вы узнали бедного Пилигрима, — сказал я, — с которым случилось в пути несчастье. И не больше. Больше ничего.
Пока я смотрел, что есть у Бордо в магазинчике, вышли Хирург и его пациент. В глазницах Принца поблескивали жемчужно-серые сферы искусственных глаз. Он больше был похож на машину, чем на человека, и когда он передвигался, прорези в глазах расширялись, сужались, потом опять расширялись, бесшумно, будто украдкой.
— Смотри, — сказал он и пошел через комнату, указывая на предметы и называя их. Я понимал, что он видел их будто через плотную ткань, но все-таки видел, хоть как-то видел. Он опять надел маску, и с наступлением ночи мы ушли из Дижона.
Принц казался почти бодрым. Но глаза, которые он получил, были лишь жалким подобием тех, которые у него вырвал Гормон, и очень скоро он понял это. В ту ночь, когда мы спали на жестких лежанках в приюте Пилигримов, Принц кричал от ярости, и в свете луны я видел, как поднимались его руки со скрюченными пальцами и как его ногти вонзались в невидимого врага снова и снова.