Моя деятельность в часы бодрствования складывалась так: предварительная ориентация; служебные обязанности ученика; личные исследования.
Как я и ожидал, я оказался гораздо старше остальных учеников. Большинство из них были подростки, дети самих Летописцев. Они смотрели на меня в замешательстве, пытаясь понять, откуда среди них появился такой древний одноклассник. Там было несколько учеников в зрелом возрасте, которые почувствовали призвание к этому ремеслу и решили стать Летописцами, но все они были гораздо моложе меня. Поэтому я не очень-то много общался со своими собратьями по учебе.
Ежедневно какое-то время мы изучали методы, с помощью которых Летописцам удается проникать в прошлое. С открытым от изумления ртом я осматривал лаборатории, где проводились исследования образцов грунта. Я видел детекторы, которые по нескольким разрушенным атомам определяли возраст самых разнообразных вещей. Я наблюдал, как разноцветные лучи света, падая на серебристое дерево, превращали его в пепел и заставляли его выдавать свои секреты. Перед моими глазами из безжизненного вещества вставали картины прошлого. Мы оставляем следы там, где находимся: частицы света отражаются от наших лиц, и фотонный поток сохраняет их в окружающей среде. Потом Летописцы собирают их, распределяют по категориям, фиксируют. Я был в комнате, где в глубоком вязком тумане была собрана фантасмагория лиц: исчезнувшие Короли и Магистры союзов, пропавшие Герцоги и Герои древности. Я видел, как опытные Летописцы будто извлекали историю из пригоршней обуглившегося вещества. Я видел, как влажные глыбы отбросов рассказывали о революциях и убийствах, о свержении правителей, о смене цивилизаций.
Потом мне кое-что рассказали о том, как это делается. Ничего подробно не объясняя, мне показали Летописцев, которые с помощью вакуумных стержней пробирались в самое сердце курганов, оставшихся от великих разрушенных городов Африкии и Айзы. Мне было разрешено, вместо отсутствующего Летописца принять участие в поисках следов цивилизации Потерянных Континентов. Целые бригады летописцев, сидя в полупрозрачных капсулах в форме капли, похожих на шары из зеленого желатина, устремлялись в глубины Земного Океана, все глубже вниз, в покрытые липким илом прерии. С помощью скользящих фиолетовых лучей они буравили каменные породы и деревянные балки, чтобы докопаться до истины. Я наблюдал, как работают собиратели черепков, искатели теней и собиратели молекулярных пленок. Одним из лучших исследований, которые они провели, была целая серия работ, когда несколько, можно сказать, подвижников-Летописцев обнаружили при раскопках в южной Африкии метеорологическую машину. Обнаружив эту гигантскую башню, они подняли ее из земли на мощных блоках, и в этот момент казалось, что земля стонала. Они подняли громоздкую реликвию глупости Второго Цикла, а эксперты в шалях, накинутых на плечи, изучали ее основание, чтобы прежде всего понять, как эта колонна была установлена. Зрелище было таким захватывающим, что мне казалось, будто у меня глаза выскочат из орбит.
Я уходил с этих занятий с чувством благоговения перед союзом, который я избрал. Некоторые Летописцы произвели на меня неприятное впечатление как люди напыщенные, надменные, высокомерные или просто равнодушные. Они были лишены всякого обаяния. И все же целое часто бывает лучше, чем его составляющие, ведь были такие как Бэзил и Элегро, рассеянные, живущие вне повседневной суеты, совершенно бескорыстные, которые вносили свою скромную лепту в трудное общее дело — отвоевывание канувшей в вечность нашей славной истории прошлых времен. Эти исследования прошедших времен были сами по себе грандиозны, это было единственное, что могло сравниться с прошлой деятельностью человечества. Мы утратили наше настоящее и наше будущее, и теперь испытывали острую необходимость обратить наши усилия в прошлое, которое отнять у нас невозможно, если конечно мы будем настороже.
В течение многих дней я пытался вникнуть в детали того, как предпринимаются эти усилия, в каждую стадию этой грандиозной работы, начиная от сбора пылинок и их обработки и анализа в лаборатории до высшей стадии — синтеза и трактовки, выполняемых старшими Летописцами, которые работали на самых высоких уровнях этого здания. Мне дали возможность лишь взглянуть на этих мудрецов: морщинистые и худые, по возрасту годящиеся мне в дедушки, с торчащими бородами, они почти беззвучно произносят свои комментарии, замысловатые фразы, внося исправления. Некоторые из них, как мне сообщили шепотом, уже прошли омоложение в Иорсалеме дважды и трижды, а теперь уже не могли рассчитывать на еще одно повторение этого процесса и вступили в последнюю полосу своей великой жизни.